Они ненавидят друг друга - Аманда Вуди

Мы включаем рождественские фильмы и печем десятки печений. Затем мы

облачаемся в сапоги и снежные штаны и отправляемся на задний двор - огромную

лужайку, общую для всех жителей комплекса. Большинство людей уехали к

родственникам, так что у нас есть все место, чтобы лепить снеговиков и строить

крепости.

Я все еще прихожу в себя после жалкого, последнего общения с отцом. Я стараюсь

проводить больше времени с друзьями и сестрами и меньше думать об

усыновлении. Я не знаю, на каком этапе этого процесса находятся тетя Ноэль и

Майрон, но я неуклонно учусь верить, что они смогут позаботиться об этом.

Постепенно. Я еще не уверен, что дошел до точки «принятия». Но я делаю успехи, и думаю, что это стоит отметить.

В канун Нового года родители Андре устраивают вечеринку. Тетя Ноэль и Майрон

советуют мне пойти и побыть с друзьями, ведь у меня будет много других

праздников, чтобы провести их с ними. От этой мысли мое сердце трепещет.

«Но не пить», - огрызается тетя Ноэль, протягивая мне ключи от машины. «А если

выпьешь, напиши мне, и я заберу тебя на грузовике Майрона. А потом я тебя

убью».

Она мимолетно целует меня в лоб. Когда она так делает, я чувствую себя ребенком.

Думаю, я не возражаю.

Когда я приезжаю, дом переполнен энергией. Басы дикторов телевидения

разносятся по дому вместе с музыкой. Миссис Льюис проносится по дому, предлагая гостям закуски и ругая всех, кто отказывается. Мистер Льюис и другие

взрослые обсуждают политику на кухне. Майи здесь нет - у нее в особняке какая-то

вечеринка, но Рохан, Кейси, Ханна, Андре и Дилан сидят в гостиной, перекусывают

закусками и болтают, пока по телевизору показывают светящийся шар на Таймс-сквер.

«Наконец-то!» - восклицает Андре, когда я сажусь. «Я думал, ты пропустишь

падение шара».

«Что? Сейчас всего лишь...» Я бросаю взгляд на висящие часы. «Одиннадцать

тридцать. Осталось целых полчаса! Неужели вы все так без меня пропали?»

Это вызывает шквал ругательств и язвительных комментариев со стороны всех, кроме Дилана. Когда я смотрю на него, он лишь ухмыляется и отводит глаза. На

нем джинсы и бледно-серая рубашка Henley, пуговицы расстегнуты, а рукава

закатаны, потому что, конечно, он должен выглядеть сексуально в любое время

каждый день.

Когда до Нового года остаются считанные минуты, люди вваливаются в гостиную, окружают огромный телевизор, кричат, перекрикивая шум, громко смеются, звенят

бокалами. Я впитываю в себя эту атмосферу, переплетение ярких звуков и

приподнятых настроений, и улыбаюсь.

В кои-то веки я с нетерпением жду нового года.

«Тренировочный поцелуй», - говорит Андре рядом со мной, ухмыляясь Ханне. «В

качестве подготовки».

«Так драматично». Она оглядывается, но наклоняется, позволяя ему поцеловать ее.

Я бросаю взгляд в сторону, где в последний раз видел Дилана. Он исчез. Я

хмурюсь, оглядывая море тел, столпившихся у телевизора. Он ушел? Прямо на

самом интересном моменте? Или... нет. Может, здесь слишком шумно и тесно для

его комфорта? «Я сейчас вернусь», - говорю я, начиная пробираться сквозь толпу.

«Что? Через пять минут начнется бал!» восклицает Андре, но я продолжаю идти

дальше.

Дилана на кухне нет, а свет в подвале выключен. Я нерешительно открываю дверь

спальни Андре. Обычно силуэты четырех массивных мужчин, смотрящих на меня

из темноты, заставили бы меня закричать, но я бывал здесь достаточно часто, чтобы

понять, что это всего лишь вырезки трех вариантов Питера Паркера и одного

Майлза Моралеса. Гиперфиксация моего мальчика не показывает никаких

признаков замедления, и мне это нравится.

Как я и ожидал, Дилан сидит на краю кровати Андре в темноте, один, уставившись

в маленький, более тихий телевизор перед ним. Он работает на том же канале, показывая все возможные ракурсы шара на Таймс-сквер и тысячи людей, высыпающих из него.

Дилан замечает меня и сжимает руками плед. «Просто... нужна минутка», - шепчет

он.

Я захожу внутрь и закрываю дверь. Он возвращается к телевизору, а я

пристраиваюсь рядом с ним, держа колени вместе, чтобы моя нога случайно не

коснулась его. Язык его тела вялый, а глаза не пытаются сфокусироваться, так что я

не думаю, что он паникует. Но я все равно протягиваю ему руку. На всякий случай.

Он смотрит на нее, потом в сторону, на меня, его глаза впиваются в мои. Он близко.

Слишком близко. Но я не могу отстраниться и испортить эти последние несколько

мгновений перед Новым годом. И я...

Я не уверен, что хочу этого.

Ладонь Дилана сжимает мое запястье. Медленно и осторожно он проводит

большим пальцем по венам на моей ладони, нащупывая пульс. Когда он находит

его, он учащается против моей воли.

«Ты не обязан сидеть здесь со мной», - мягко говорит он. «Ты должен быть там, где

хочешь быть. В толпе».

«Кто сказал, что я хочу быть именно там?» - спрашиваю я, возвращая свое

внимание к телевизору. Я не могу позволить себе снова встретиться с ним взглядом.

Не сейчас, когда он слушает мой пульс.

«Я». Дилан протягивает вверх вторую руку. Он нежно убирает волосы с моего лба.

«Потому что я знаю тебя».

Громкость толпы в Нью-Йорке нарастает, как и группа в гостиной. Мы с Диланом

сидим в темноте, молча наблюдая, как на Таймс-сквер начинает опускаться шар.

«Пятьдесят девять! Пятьдесят восемь! Пятьдесят семь!»

Цифры рикошетируют от наших ушей. Отблеск телевизора окрашивает его лицо в

бледные тона.

«Двадцать! Девятнадцать! Восемнадцать!»

За окном Андре я слышу, как люди высыпают во двор, кричат обратный отсчет, стучат кастрюлями. Мое сердцебиение учащается, как я и боялся, а щеки краснеют.

Он определенно чувствует это. Знает ли он, почему? Знаю ли я, почему? Надеюсь, он спишет это на обратный отсчет.

«Десять! Девять! Восемь!»

«Ты должен быть там». Хотя Дилан говорит это, его большой палец все глубже

вдавливается в мое запястье - словно тихая, подсознательная просьба остаться.

«Четыре! Три! Два!»

«Мне и здесь хорошо», - бормочу я. Инстинктивно я разжимаю напряженные

колени, позволяя им раздвинуться настолько, что ткань наших брюк почти

соприкасается.

«С НОВЫМ ГОДОМ!»

Люди топают и прыгают вокруг, кричат, вопят. Взрывается бутылка шампанского.

К толпе с кастрюлями и сковородками на улице присоединяется еще больше людей, и начинают работать праздничные вентиляторы. Уверен, несколько человек сейчас

целуются.

Дилан молчит. Неподвижен.

Мы остаемся так еще минуту. Праздник продолжается. Вдалеке слышны слабые

трески фейерверков.

«С Новым годом», -