Каменная сладость прощения - Лори Нелсон Спилман

мы с мамой заранее усадили Боба. Я причесала ему волосы, а мама побрила его. Сейчас он не спит, у него на коленях лежит без дела газета. Его больше интересуют очки, которые он вертит в руках, теребя пластмассовые дужки.

Я забираю у него газету и приглаживаю клочья седых волос на голове. Он кашляет, и я протягиваю ему салфетку.

– Как хорошо, что вы приехали, – слышу я голос мамы через открытую дверь.

Они входят в дом. На меня надвигается крошечная гостиная. Мне хочется убежать.

– Спасибо, Сюзанна, – произносит мужской голос.

Я резко оборачиваюсь. И тут я вижу его.

Эр-Джея.

Глава 41

До меня не сразу доходит. Что Эр-Джей здесь делает? Как он меня разыскал? Я с улыбкой делаю к нему шаг, но выражение его лица заставляет меня оцепенеть. Он уже сложил кусочки пазла. Я тоже.

Боже правый! Эр-Джей – Роберт Джуниор, сын Боба.

– Ты Ханна. – Это не вопрос, а скорее обвинение, у него мрачный вид, и он смотрит вниз. – Господи, мне так жаль!

– Эр-Джей… – начинаю я, но не нахожу других слов.

Он думает, я та девочка, к которой приставал его отец. Через секунду он узнает правду. Но сейчас я не в силах говорить.

Он подносит руку к губам, пристально смотрит на меня и качает головой:

– Только не ты.

Печаль в его глазах разрывает мне сердце.

– Ты знакома с Джуниором? – спрашивает мама.

Мне так сильно сдавило горло, что я едва дышу. Видимо, я киваю, потому что она не повторяет вопрос. Время остановилось. Конечно. Почему я не догадалась? Теперь все встает на свои места. Он вырос около Детройта. Его родители развелись, когда он учился в колледже. Он не смог простить отца – за что, он не говорил. Тогда спросить было неловко, но теперь я знаю. Все эти годы Эр-Джей считал своего отца монстром.

Моя мать знакомит меня с Энн, а в это время Эр-Джей подходит к своему отцу.

Я стараюсь разглядеть в серо-голубых глазах дочери Боба хотя бы искорку тепла, но нахожу только лед. Я протягиваю ей свою дрожащую руку. Энн небрежно пожимает ее. Она не удосуживается познакомить меня с дочерью, и я делаю это сама.

– Я Ханна, – говорю я худенькой девочке в джинсовых шортах и майке.

– Я Лидия, – простуженным голосом отвечает она, уставившись на меня снизу вверх.

Если правда, что дети видят в человеке его истинную сущность, то Лидия – скорее исключение. Она восхищенно смотрит на меня как на звезду, хотя в действительности я сбившийся с курса снаряд, истребивший ее семью.

Энн поглядывает на полулежащего в кресле отца, но не делает попыток подойти к нему. Я заставляю себя дотронуться до ее руки. Я говорю громко, чтобы Эр-Джей меня тоже услышал:

– Я попросила маму пригласить вас сюда. – Я замолкаю, делаю глубокий вдох, сжимаю и разжимаю кулаки. Я могу, и я должна. – И я хочу кое-что вам рассказать.

– Могу я предложить вам напитки? – с улыбкой спрашивает мама, словно принимает гостей, но в ее голосе чувствуется дрожь; она явно в шоке. – У меня есть чай, лимонад. Или, может, хочешь кока-колу, Лидия?

Лидия собирается ответить, но Энн обрывает ее.

– Давайте поскорее покончим с этим, – говорит она, словно уже знает, зачем она здесь и что я собираюсь сказать. – Нам надо возвращаться к себе. – Она кладет руку на плечо дочери. – Выйди пока на улицу.

Они собираются вечером уезжать? До Мэдисона семь часов пути. Нет. Должно быть, остановятся в мотеле или даже у Эр-Джея. Я думаю о приготовленном мамой обеде и о ее тактичной просьбе ко мне переночевать на диване, чтобы Энн смогла занять крошечную гостевую комнату. Я помогала маме менять постельное белье и смотрела, как она срезает в саду пионы, чтобы поставить в вазу. Еще одно разочарование для женщины, которая хочет, чтобы к ней относились благосклонно. Возможно, мой отец был прав, говоря, что ключ к счастью – не ждать от жизни многого.

После того как Лидия уходит, Энн устраивается на диване, а мама – на подлокотнике кресла Боба. Эр-Джей садится на дубовый стул, заранее принесенный мамой из кухни.

Я поднимаю два мешочка с камнями, которые предварительно положила на кофейный столик.

– Хочу принести свои извинения, – стоя перед ними, говорю я. – Я приезжала сюда месяц назад, надеясь помириться с вашим отцом. Понимаете, когда мне было тринадцать – не намного больше, чем сейчас Лидии, – я приняла случайное прикосновение за умышленное. Я солгала.

Впервые я назвала это ложью. Была то оговорка или я наконец намерена это признать? Хоть убей, до сих пор не знаю! Но на сегодняшний день это ложь. Не имя доказательств, только так могу я назвать свою тогдашнюю реакцию.

– Возможно, вы слышали об этих Камнях прощения. Один из них я передала своей маме, а другой вашему отцу. Теперь я хочу передать по одному каждому из вас.

Эр-Джей опирается локтями о колени, опустив подбородок на сложенные кисти рук. Взгляд его направлен в пол. Энн безмолвствует. Я перевожу глаза на Боба. Он спит, откинув голову на подушку, очки съехали с носа. Я внутренне напрягаюсь.

– Я думала, что, если передам камень вашему отцу, это избавит меня от стыда, хотя бы в какой-то степени. Но суть в том, что примирения я не добилась, потому что мне необходимо попросить прощения у вас двоих. – Я достаю из каждого мешочка по камню. – Энн, – я подхожу к ней, – пожалуйста, простите меня за то, что я сделала вам и вашей семье. Знаю, что никогда не смогу вернуть вам потерянное время. Мне очень жаль.

Она не спускает глаз с камня в моей протянутой руке, и я жду, стараясь, чтобы рука не дрожала. Она не намерена принять его, и я не виню ее. Когда я готова убрать руку с камнем, она протягивает ко мне свою. На краткий миг наши взгляды встречаются. Она выхватывает у меня камень и засовывает в карман.

– Спасибо, – с облегчением вздохнув, произношу я.

Но я понимаю, что это всего лишь жест. Камень-то она приняла, но это не значит, что его мне вернут с любезным поклоном и письмом, в котором объявлено о моем прощении. Но это лишь начало – все, на что пока я могу надеяться.

Один я отдала, и еще один ждет своей очереди. Я подхожу к Эр-Джею.

Он по-прежнему не поднимает глаз. Я смотрю на него сверху вниз, мечтая прикоснуться к этим непокорным каштановым кудрям. Его руки сложены, как на молитве. Он представляется мне таким