Памятник крестоносцу - Арчибальд Джозеф Кронин

опозорил себя даже больше, чем ожидали злейшие мои враги. Уклонился от войны, побывал «во всех зловонных ямах Европы» – это цитата из одного письма, которое я недавно получил, – и вышел из этой переделки, весьма пообтрепав перышки.

– Вот уж этому я никогда не поверю, мистер Десмонд. Вы всегда были джентльменом. – Она помолчала. – Вы еще не бросили рисования?

– Вернее, оно не бросило меня. Держит за горло. И не отпускает.

– Да, – со свойственной ей рассудительностью согласилась Дженни. – Чему быть, того не миновать. Это совсем как… как моряка тянет в море, хотела я сказать, сэр.

– Как если бы тебя выбросили за борт, Дженни. И вот хочешь не хочешь – плыви.

– Что ж, – вдруг весело заявила она, – вы всегда любили воду, сэр. Помню, в Доме благодати каждый день принимали холодную ванну.

Ее скупая улыбка была полна особой прелести. Он расхохотался, она за ним. Звук этого дружного хохота заставил официантку выглянуть из задней комнаты. Неодобрительно нахмурившись, она подошла к ним и демонстративно положила на стол счет.

– Вот безобразие! – заметила Дженни, вытирая глаза. – Зато мы посмеялись всласть. Ничто ведь не веселит так душу, как добрый смех. Выпейте еще чайку.

– Нет, хватит, Дженни.

– Странно все-таки видеть вас снова здесь, мистер Десмонд. – Она произнесла это как-то удивительно просто. – Вы, конечно… приезжали в Дом благодати?

Он отрицательно покачал головой.

– Тогда для чего же?

– Мне хотелось написать несколько эскизов на реке.

– А-а! – Она опустила глаза.

– Вы знаете старую пристань?

– Ну конечно знаю.

– Вот как раз это место я и хотел написать.

– Да ведь там же одни лачуги… – начала было она и умолкла, прикусив нижнюю губу. Затем спросила: – Вы долго пробудете в Лондоне?

– Боюсь, что нет. Я уеду дня через два.

– Вот оно что.

Оба помолчали. Стефен взял счет.

– Ну, не смею больше вас задерживать: вы ведь собирались за покупками.

– Да, верно, не можем же мы сидеть тут без конца. – Она слегка вздохнула, затем с трогательной застенчивостью спросила: – А вы не зайдете к нам познакомиться с капитаном Тэпли? Я приготовила бы вам расчудесный завтрак, сэр.

Искренность ее тона и мысли о плотном горячем завтраке подействовали на него подкупающе. Но он постарался не думать о соблазне.

– Как-нибудь в другой раз, Дженни. Кто знает, может, я еще забреду сюда.

– Не забудьте заглянуть ко мне, сэр, если будете в наших краях.

– Непременно.

Дженни взяла свою сумку и зонтик; створки дверей качнулись, пропуская ее и Стефена, они пожали друг другу руки, и Дженни направилась на рынок, а он – в противоположную сторону: ему захотелось пройтись пешком до Фулхем-роуд. Дойдя до перекрестка, он невольно обернулся. Она стояла и смотрела ему вслед. Он помедлил, затем помахал ей рукой и пошел дальше. Пелена моросящего дождя превратилась в густой туман, и Стефену показалось, что туман этот, словно стена, отделил от него дружбу и тепло.

Глава III

Выставка Стефена закрылась в последний день ноября. Чарльз Мэддокс, владелец галереи, опасаясь бури возмущения, которую может вызвать в печати выставка произведений Десмонда, с большой неохотой взялся за ее устройство, и то после настоятельных просьб Ричарда Глина, которого он с большой выгодой для себя выставлял в течение последних нескольких лет. Однако, к его великому изумлению (если торговца картинами вообще может что-либо изумить), две картины Десмонда, наиболее высоко оцененные, – «Благодеяние» и «Полдень в оливковой роще» – были куплены чьим-то агентом в последнюю неделю выставки, что с лихвой перекрыло расходы Мэддокса по ее организации, а Стефен, за вычетом комиссионных, получил чек на триста фунтов. Сколько ни был он безразличен к материальному успеху, возможность выбраться из состояния хронического безденежья не могла не порадовать его. А кроме того, это неожиданное богатство позволяло ему в более пристойном виде предстать перед своими родными в Стилуотере. Он получил короткое, но отнюдь не враждебное письмо от отца с приглашением навестить их и уже ответил согласием. Теперь, по крайней мере, он приедет к ним не нищим.

Третьего декабря рано утром Стефен упаковал свой рюкзак, оставил в мастерской записку для Глина, который вскоре должен был вернуться в Лондон, и отправился на поезде в Сассекс. Часом позже он сошел в Гиллинхерсте – за одну остановку до Халборо: ему захотелось прогуляться в Стилуотер пешком. Стояло чудесное зимнее утро. Бледно-желтое солнце еще не растопило следы мороза, и все травинки, все веточки боярышника были покрыты серебряным налетом. С сучьев бука свисали сосульки, в которых преломлялся солнечный свет, отражаясь всеми цветами радуги. Воздух был тих, но слегка пощипывал, словно сидр. По полям бродили коровы, окруженные облачками пара от собственного дыхания. Как часто в Испании, мучительно тоскуя в изгнании, блуждал он в жгучем одиночестве по знойным оливковым рощам, и картины английской природы неотступно преследовали его – влажная земля и безлистые деревья, мокрые луга и ручейки под плакучими ивами, казалось, звали и звали к себе.

А сейчас Стефен шел извилистыми тропинками, рассеянно вслушиваясь в гулкое эхо своих шагов по твердой, как железо, земле, и перед его мысленным взором вставали картины тех дней, когда он бегал по этим лесам и лугам со своим братишкой. Вот справа чаща, где они собирали орехи; ходили они и вон в ту рощицу, где однажды июньским полднем нашли сокровище: пятнистое яйцо крапивника – птицы с золотым хохолком на голове. Еще один поворот дороги – и сквозь безлистые деревья блеснуло Чиллинхемское озеро. Как часто они с Дэвидом приходили сюда удить серебристого окуня, скользившего и нырявшего в чистых струях среди лилий и зарослей жерухи. Боль воспоминаний заставила Стефена стиснуть зубы. В груди его вновь пробудилось чувство вины, которое почти не покидало его с тех пор, как он узнал о смерти Дэви. Терзаясь этой пыткой, он терял веру в свои творческие силы, которая обычно поддерживала его, – в такие минуты он казался себе никчемным, никудышным человеком, понапрасну растратившим жизнь, так ничего и не добившись.

Наконец он добрался до селения Стилуотер и с бьющимся сердцем пошел по его мощеным улицам, извивавшимся среди старых, наполовину деревянных, наполовину каменных домов с островерхими крышами. Однако за время его отсутствия деревенька разрослась, ее коснулось дыхание современности – оно сказалось в появлении ряда новых лавок, а также кинотеатра Вулворта с пестрым тентом над входом и большим танцевальным залом, вся стена этого большого кирпичного здания была разукрашена со стороны старой хлебной биржи неоновыми надписями. Выйдя из деревни, Стефен стал подниматься в гору и вдруг замер