Я и моя судьба - Лян Сяошэн

Не сворачивая, отец быстро направил свою тачку подальше от этого места: он думал только о том, как бы не навлечь на себя неприятности.

Моя мать тоже слышала все это. Она насмерть перепугалась, словно их с отцом неожиданно настиг раскат грома. Но оставим ее в стороне и поговорим об отце, который по своей натуре был удивительно противоречивой личностью. Как можно было преклоняться перед культурой и в то же время верить каким-то «прорицателям»? Неужели мастерство всяких бродячих шарлатанов он тоже относил к категории культуры? Спустя двадцать шесть лет я по-прежнему недоумевала на сей счет, но за расспросами к отцу так и не обратилась.

Едва отец миновал две улицы, как в тачке заголосила мать. Она собиралась родить меня прямо здесь. Отец растерялся и, не зная, что делать, заголосил:

– Кто-нибудь, помогите, жена рожает!

Тачку тут же окружили, какая-то женщина велела отцу следовать за ней, чтобы поскорее разместиться у нее дома. Отец весь обмяк, он больше не в силах был крутить педали, но нашелся мужчина, который ему помог. Оказалось, все остальные ту женщину знали и понимали, что в сложившейся ситуации роженице могла помочь только она.

С помощью добрых людей мою мать определили в дом той женщины.

Благодаря богатому опыту последней мать родила меня прямо у нее на кровати, испачкав кровью чужие простыни.

Когда женщина вышла на улицу и объявила отцу, что у него родилась дочь, тот спиною прилип к стене. Сказать точнее, он сполз по стене на землю. Большими черными руками с узловатыми пальцами крепко-накрепко закрыл он худое лицо и разрыдался.

Та женщина и все, кто стоял рядом, решили, что это плач долгожданного облегчения, что мой отец плачет от радости.

– Земляк, мать и дитя в безопасности, принимайте поздравления! Сегодня переночуете у меня. Я попрошу соседку позаботиться о вас, если что-то понадобится, обращайтесь к ней. А я сегодня на дежурстве, с вами остаться не могу. Не переживайте, если что, соседка сразу меня позовет.

С этими словами она быстренько заварила кашу из чумизы, добавила в нее пару яиц и бурый сахар, выложила на тарелочку сдобренные кунжутным маслом соленья, а еще попросила соседку сходить за кунжутными лепешками и паровыми пирожками.

На следующий день, когда женщина вернулась с дежурства, моих родителей она уже не застала. В доме осталась лишь бабушка-соседка, на руках которой сладко спала я.

– В жизни не видела таких людей! – принялась объяснять она. – Ранним утром наспех проглотили пару ложек и ни слова не говоря, словно немые, ушли! Но будь они даже немыми, могли хотя бы жестами выразить благодарность. Я было выскочила следом, да на кровати осталось же дитя. Где уж мне на моих маленьких ножках[8] угнаться за трехколесной тачкой?

Оторопев, женщина приняла меня из рук соседки и, пристально посмотрев, произнесла:

– Бедное дитя, то есть твои родители тебя бросили.

Да, мои родители меня бросили.

Спустя двадцать шесть лет, то есть в 2008 году, у меня наконец-то появилась возможность задать отцу кое-какие вопросы.

– Папа, на обратном пути в Шэньсяньдин моя мама плакала?

Это то, что мне хотелось узнать больше всего.

Для меня это значило очень много.

Отец сказал, что, когда они выехали из города, на небе собрались тучи, вот-вот должен был полить дождь. Единственное, о чем он тогда думал, так это как бы побыстрее добраться до дома. Не оборачиваясь, он безостановочно крутил педали, поэтому и не знал, плакала моя мама или нет.

В общем, для себя я так поняла, что не плакала.

А вот я готова была разрыдаться в любую секунду.

– Может, пока она ехала, то и плакала, – продолжил отец, – ведь порой на душе так тошно, что человек ни звука не издает, а слезы сами собой льются. Ты же все-таки ее кровиночка, она старалась, вынашивала тебя, а в итоге даже подержать на руках не пришлось – разве не горько?

– А тебе было не горько? – спросила я.

– Нет, – нисколько не колеблясь, ответил отец.

Я даже оторопела.

А отец важно продолжил:

– Мы оставили тебя в городской семье. По одной только обстановке видно было, что та женщина – важная птица. Так что, на наш взгляд, мы поступили очень правильно и никакой вины у нас перед тобой нет, верно же говорю?

Верно. Родители и правда оставили меня у важной птицы. Такой расклад был гораздо лучше, чем если бы меня отдали кому-то за два мешка батата или тридцать – сорок плиток черепицы, не говоря уж о том, если бы меня привезли обратно в Шэньсяньдин, после чего в нашей семье вместо двух девок стало бы три, а в деревне прибавилась бы еще одна крестьянка с фамилией Хэ.

Лично для меня оказаться брошенным ребенком счастьем никак не назовешь, однако, разумеется, мне следовало благодарить родителей за их мудрость и решимость.

Размышляя об этом, я не могла не признать, что дело обстоит именно так.

Поэтому, чтобы больше не попадать в дурацкое положение, задавать подобные вопросы я перестала.

По рассказу отца, едва они миновал поселок, вдруг полился дождь, да не абы какой, а настоящий ливень. Между тем они уже заехали на гору, дорога все время вела вверх, прятаться от дождя было негде. Они с матерью промокли до нитки, отец от усталости ехать никуда не желал.

Когда они уже подъезжали к Шэньсяньдину, то натолкнулись на заглохшую полицейскую машину. Промокший, как и они, полицейский попросил отца подтолкнуть машину – под ее колесами почва просела, чего в прежние годы практически не случалось. Без лишних слов отец принялся помогать, иначе его тачке все равно было бы не проехать. Машина свое уже отработала, у нее даже заднего стекла не было. Пока отец толкал ее, сквозь ряд железных прутьев вдруг увидел полное отчаяния и безысходности лицо Чжан Цзягуя. Не дожидаясь, пока отец спросит, что случилось, Чжан Цзягуй заговорил сам:

– Дядюшка, прости, не стать мне теперь твоим зятем. Пусть Сяоцинь забудет меня и найдет другого. Я человек конченый, на мне можно поставить крест…

Когда полицейская машина выбралась из ямы, отец плюхнулся в лужу.

Чжан Цзягую все-таки удалось выкорчевать лежавший на вершине валун. Образовавшаяся на его месте лунка и в самом деле прекрасно подходила под посадку фруктового дерева или нескольких кукурузных зерен. Однако сбыться его мечтам было не суждено.

Скатившийся с горы валун попал в быка, тот свалился в ущелье и разбился насмерть. Когда в их бригаде распределяли общественное