Пять времен года - Авраам Б. Иегошуа

руках, на первый взгляд показалась Молхо похожей на ковбойскую — с такими же прямыми полями, слегка запыленная. На мгновение она ему даже понравилась. В глубине души он немного опасался этой встречи, страшась, что не узнает Ури в этом чужом, ультрарелигиозном наряде, но теперь, к своему облегчению, сразу ощутил прежнюю близость к человеку, с которым был знаком еще с пятидесятых годов, когда Ури только появился в Иерусалиме, сбежав из какого-то кибуца. Традиционная одежда набожного еврея, густая, с проседью, борода, одинокая нить ритуальной бахромы[17], небрежно свисающая на карман из-под черной полы пиджака, — все это казалось ему сейчас своего рода маскарадным костюмом, под которым скрывался все тот же, ничуть не изменившийся пылкий поклонник Бубера[18], Кьеркегора и Шехтера, вечный искатель подлинного смысла жизни и ее нравственной основы, лишь на время задержавшийся сейчас на очередной — на сей раз религиозной — остановке, «чтобы разобраться и в этой философии», как он сам объяснил уже с неделю назад, разговаривая с Молхо по телефону. В те давние годы в Иерусалиме, будучи выпускником гимназии, Молхо близко знал и глубоко уважал Ури и участвовал во всех проводимых им молодежных мероприятиях, хотя никогда всерьез не входил в ту его, в основном хайфскую, компанию, которая считала своим духовным наставником тамошнего школьного преподавателя иудаизма Шехтера и поэтому звучно называла себя «Союзом шехтерианцев», а состояла главным образом из молодых людей весьма чувствительного душевного склада, даже слегка эксцентричных, а то и просто неуравновешенных. Молхо никогда не считался серьезным кандидатом на вступление в эту группу, еще и потому, в частности, что сам никогда не испытывал особого желания жить той кочевой жизнью, которая вела этих ребят из кибуца в кибуц, где они никак не приживались, и делала их мишенью злобных нападок молодежных движений других партий[19], по мнению которых «шехтерианцы» были убежденными и высокомерными раскольниками, блуждавшими в тумане мистических учений, при этом не упуская, однако, возможности по ходу дела соблазнять самых красивых девиц. У молодежи из Рабочего движения[20] особое негодование вызывало то, что «шехтерианцы» занимались экзистенциальными терзаниями индивидуума, вместо того чтобы посвятить себя интересам коллектива, искали пути возвращения к религии, вместо возвращения к «религии труда»[21], и вдобавок ко всему изучали талмудические и каббалистические трактаты и даже сочиняли собственные причудливые молитвы. В конце концов власти выделили их группе постоянное место жительства в Иодфате, в горах Нижней Галилеи, и они основали там нечто вроде собственной коммуны или кибуца, но с годами, видно, утратили интерес к коллективной жизни, потому что начали уходить один за другим, так что на месте осталось лишь небольшое ядро, а те, что ушли, в том числе и Ури Адлер, который был одним из руководителей группы, по-прежнему кочевали с места на место, продолжая свой духовный поиск.

По всем этим причинам Молхо в общем не особенно удивился, когда получил от Ури довольно странное приглашение, истинный смысл которого он уже заранее смутно угадывал. «Это вполне естественно, — думал он. — Уж если я сам никак не могу до сих пор найти себе подходящую спутницу жизни, не приходится удивляться, если старый друг и добрый товарищ готов, что называется, испечь мне такую женщину — прямо в раскаленной духовке этого проклятого лета», — и он дружелюбно и сильно пожал протянутую ему руку, хотя в душе все еще был несколько недоволен собой за то, что на этот призыв о встрече отозвался со слишком поспешной, как ему казалось, готовностью. «Нет, в самом деле, как ты меня нашел?» — первым делом спросил он, пожимая руку Ури. На что его бывший инструктор, возвращая ему такое же дружелюбное и сильное рукопожатие, как раз и ответил, ни секунды не задумываясь: «Да ведь мы с Яарой уже с прошлого лета только и делаем, что говорим и думаем о тебе».

4

Молхо смущенно хихикнул и снова покраснел, почему-то вдруг почувствовав себя счастливым. Он все еще не мог переварить эту новость. «Неужели я действительно был в нее когда-то влюблен?» — честно старался он припомнить. Ему и саму-то Яару почти не удавалось вспомнить. Как-никак с тех пор прошло тридцать четыре года, и к тому же Яара и тогда по-настоящему не принадлежала к его окружению — она была годом старше, а в их класс пришла только в седьмом, когда осталась на второй год, — высокая, красивая и неразговорчивая светловолосая девочка, которая по-прежнему отставала в занятиях и все перемены проводила с ребятами из своего бывшего класса. Неужели он действительно был в нее влюблен? Впрочем, он тогда то и дело влюблялся в кого-нибудь, хотя все это были робкие и тайные увлечения, он, в сущности, почти заставлял себя влюбляться, лишь бы не оставаться тем единственным сыном в семье, который целиком подчиняется властной матери.

Ури все еще сжимал его руку. «Так она все-таки кончила школу? — спросил Молхо, чувствуя, как каждый очередной жест Ури, его интонации, улыбка, знакомые стремительные и резкие манеры заново воскрешают в нем радостные воспоминания далекого прошлого, как будто между ними не было всех этих долгих лет разлуки. Его лишь слегка удивляло, что Ури хочет зачем-то навязать ему влюбленность в Яару, между тем как ему самому помнилось, что никакой влюбленности не было тогда и в помине. — Неужто я был в нее влюблен? — осторожно переспросил он, немного опасаясь, как бы слишком категорическое отрицание этого факта не отпугнуло собеседника еще до того, как он изложит свои намерения, и потому приготовившись даже, если потребуется, влюбиться в эту Яару ретроактивно, вот сейчас, прямо тут, на этой раскаленной солнцем белой пустынной площади, в окружающем их двоих субботнем безмолвии. — Впрочем, так много лет прошло, — несколько принужденно усмехнулся он, — может, и действительно что-то такое было. Но она ведь была, кажется, старше меня…» — «Всего на год! — пылко перебил его Ури. — Даже меньше. Она родилась в августе, а ты в следующем мае, так что между вами всего несколько месяцев разницы. Ну и потом, вы учились с ней в одном классе, сидели на одной скамье. Ты даже написал ей однажды настоящее любовное письмо. Это было в тот год, когда я стал вашим молодежным инструктором. Может быть, ты и меня забыл?!» — «Нет, что ты! — с жаром возразил Молхо. — Как я мог тебя забыть? Ты нас всех тогда прямо всколыхнул. И потом, все эти слухи, которые ходили тогда о тебе и о