Синдром неизвестности. Рассказы - Евгений Александрович Шкловский

Пресса любит либо наврать, либо сильно преувеличить, что почти одно и то же: никаких толп антоновок он не замечал. Раньше, может, и не обратил бы внимания на всю эту бредятину или просто усмехнулся, а теперь всякая фальшь коробит, особенно если он не в настроении или чувствует себя неважно.

Да и то: ну что он мог предложить теперь барышням, кроме разыгравшихся геморроя, катара кишечника и кашля? А главное – хотел ли? Теперь бы жену не огорчить и не использовать ее только как сиделку.

Снова и снова возвращаются грустные мысли: зачем отважился на эту авантюру и Ольгу втянул? Правда, положа руку на сердце, кто кого втянул: льстило же ей, что муж не кто-нибудь, а знаменитый писатель Чехов, любимый автор ее театра, поставляющий для него свои необычные пьесы. Да и руководство театра было в нем заинтересовано.

Сколько же рассказов посвятил он семейным узам, где не столько про любовь и страсть, сколько про отношения, в которых если что и осталось, то разочарование, взаимное раздражение, отчуждение, усталость, желание найти что-то иное, настоящее или просто сбросить с себя опостылевшее… Бывает и так, что кто-то преданно любит, а кто-то, напротив, не любит и изменяет, но все равно не расходятся и мучают друг друга… Или двойная жизнь, как он показал в «Даме с собачкой», та тоже в итоге становится рутиной и не приносит никому счастья. Казалось бы, все это он уже прожил сам вместе со своими героями. Что тут скажешь, жизни не откажешь в иронии: не он ли написал «Жену», «Супругу» и «Попрыгунью», а теперь вроде как сам выступал в роли добродетельного Дымова, и даже имя – Ольга, точно как в тех рассказах. Правда, и в «Душечке», которая так понравилась Толстому, тоже Ольга. Прицепилось. Много написано, с именами действительно проблема. Да и забывать стал прежнее, сам иногда удивляется: неужто это его?

Или это сама литература загадочным образом воздействует на жизнь автора в отместку за его фантазии и домыслы? Нет, в самом деле? Разве не он шутил про такую жену, которая бы, как луна, являлась на небосклоне не каждый день. Дошутился. И теперь должен выслушивать ее претензии, в частности про ревность его близких и упреки домочадцев, что его супруга их оттирает и хочет поссорить с ним? Приходится опять же утешать периодически впадающую в хандру благоверную – то она в своем таланте сомневается, то сетует на долгие месяцы разлук, то дразнит его, изолированного в Ялте, своими столичными развлечениями… Даже и детей Бог им не дал ни своих, ни чужих. Сначала выкидыш, потом это роковое падение Ольги в открытый люк на гастролях в Питере, после чего уже и надежд не осталось. Да и его ли тот ребенок был?

Ладно, что сделано, то сделано. Но ведь и близость была и есть. И даже на любовь похоже. Да только что она такое – любовь? Пойди пойми. Увлечение – да, привязанность – да, а любовь?

Или это все из-за той же скуки? Хотелось напоследок хоть чего-то особенного, яркого в его сжимающейся, как шагреневая кожа, жизни. Какой-то значительной перемены, обновления, а то ведь и до старости или даже конца недалеко. Об этом он старался не думать, но разве ж возможно? Не так давно рассматривал довольно свежую фотографию, где они вдвоем. Что скажешь: он пожилой, потрепанный жизнью дядька, да и она не очень получилась, хотя младше его на восемь лет. Он же вовсе старик. Не зря писал не так давно Суворину, что ему исполнилось 38, а чувствует он себя стариком на 89 лет. На этой карточке она выглядит эдакой немочкой, доброй и ласковой женой лекаря, имеющего плохую практику.

Когда все еще не было для него ясно и он старался не давать повода для лишних фантазий, видно было по ее письмам, что она хочет и ждет какого-то объяснения, какого-то длинного разговора – с серьезными лицами, с серьезными последствиями, а он не знал, что сказать ей, кроме одного, что уже говорил тысячу раз: он любит ее… Если они не вместе, то виноваты в этом не он и не она, а бес, вложивший в него бациллы, а в нее любовь к искусству.

А человек она славный – живой, импульсивный, сколько раз порывалась бросить театр и приехать к нему жить в Ялту. Было ли это только настроение или вправду хотела? Впрочем, не очень-то верилось, что способна расстаться с театром, столичной жизнью, – слишком серьезная жертва, да и зачем? Он сам в письмах и при встречах остужал эти порывы. Ни разу за все время, пока женаты, не упрекнул ее за театр, напротив, радовался, что она у дела, что у нее есть цель жизни.

Правда, Ольга бывает вспыльчива, когда в дурном настроении. Но это пустяки, пройдет со временем. Он ведь тоже не сахар. От природы характер у него резкий, нервный, он тоже может взорваться и прочее и прочее, но привык, приучил себя сдерживаться, ибо распускать себя порядочному человеку не подобает. А ведь в прежнее время выделывал черт знает что. Да и в последнее время стал слишком раздражительным, даже в пустяках, иногда трудно себя окоротить.

Есть у них один общий недостаток – то, что поздно женились.

А так с ним рядом чаще всего сестра Маша, которая, если что, могла и помочь, и заботой окружала, и вообще была очень внимательна к нему. Всегда нагружал ее разными поручениями, которые она старательно выполняла, и хозяйство вела толково – знала про его взыскательность, готовила старательно, зная его вкусы и предпочтения. Мать тоже часто возле, приходится с ней считаться, опекать, хотя в старости тоже стала капризничать – все ей не так, постоянно ворчит, сетует на что-нибудь. Вряд ли – столько женщин! – ужились бы вместе.

Ладно, как сложилось, так пусть и будет.

Однако известий от Ольги он ждал с нетерпением, даже и с пустяками и привычными ламентациями, без писем совсем тоскливо. Она, правда, часто обвиняет его в неоткровенности, забывая все, что он говорит ей или пишет, так что даже непонятно, как поступать. Вроде как при чтении его писем ее дрожь пробирает, что пора им разлучаться, что она чего-то не понимает… А он отвечает примирительно, что во всей этой каше виноваты не она и не он, а кто-то другой, с кем она поговорила и