Тише - Кейт Максвелл

– Дженна, привет! Это Стиви.

– Боже мой! Стиви! Как же я соскучилась!

– Да, я тоже. Как дела?

– Как обычно. Вроде бы. Правда, я тут кое с кем встречаюсь.

– И?..

– Пока не знаю, но на этот раз все немного по-другому. Как-то легко, понимаешь?

– Так это же здорово!

– Ага. Мой психолог сказала… Короче, она видит повод для осторожного оптимизма.

– Поздравляю! Как он выглядит?

– Высокий, темноволосый. Стильно одевается. Не такой уж красавчик, чтобы все оглядывались на улице, однако довольно привлекательный.

– Неплохо.

– Ну да. Правда, детей не хочет категорически. Так и сказал прямым текстом.

– И после этого ты с ним все равно не рассталась?

– Сама в шоке. Знаешь, еще полгода назад я бы так и сделала. А теперь понимаю, что стабильные отношения для меня гораздо важнее. К тому же отсутствие детей дает определенную свободу. Он живет на полную катушку, занимается спортом, обожает путешествовать, открывать для себя новые места…

– Прямо как ты!

– Мы не могли бы делать все эти вещи, имея детей. Может, я просто себя успокаиваю, но ведь родителям неизбежно приходится идти на компромиссы и от многого отказываться. Ой, Стиви, прости ради бога! Такие вещи не стоит говорить матери маленького ребенка.

– Тебе не за что извиняться. Ты совершенно права.

– Лучше расскажи о себе. У меня-то почти все по-прежнему, а вот твоя жизнь поменялась кардинально. Нейтан кое-что рассказывал… Я отправляла тебе письмо на электронный адрес, причем довольно давно, – ты его получила?

У меня начинают предательски дрожать губы.

– Да, как и твою посылку с чудесными детскими вещичками. Прости, что не ответила! Честно говоря, мне было так… паршиво. От моей прежней жизни ничего не осталось. А потом еще и мама…

– Что с твоей мамой?

– Она умерла.

– Господи, Стиви, почему же ты мне не сказала? Такое горе! Даже не представляю, что ты пережила. Вы ведь были близки?

– И да и нет. Знаешь, иногда я почти забываю, что ее больше нет, а иногда могу просто… разрыдаться ни с того ни с сего. Так много вопросов, так много «почему»…

– И сейчас ты коришь себя, что не спросила ее, пока была возможность. Ох, Стиви…

– В общем, Дженна, мой тебе совет: позвони своей маме, поговори с ней начистоту. Прямо сейчас. Хотя звоню я не поэтому. Мне нужна твоя помощь как юриста. Я тут вышла на работу – думала, это меня как-то отвлечет, что ли. Но, похоже, все плохо.

– В смысле, «все плохо»? Что случилось? Это из-за Лекса?

– Помнишь, я говорила о парне, которого взяли на время моего декретного отпуска?

– Да, ты еще писала, что он недостаточно опытный и немного застенчивый, зато с огромным уважением относится к твоим заслугам, и ты думала, что он сможет отлично держать оборону несколько месяцев до твоего возвращения. Он что, облажался?

– Не совсем. Он все еще здесь, точнее, в Нью-Йорке. Лекс решил его оставить и, похоже, хочет, чтобы я теперь отчитывалась перед этим Майком.

– Подожди, ты уверена?

– Майк сейчас курирует несколько европейских проектов, и когда я отправила Лексу кое-какие идеи насчет нью-йоркского клуба, он предложил обсудить их с Майком.

– Офигеть! Тебя пытаются задвинуть! Где этот мерзкий тип остановился в Нью-Йорке? Хочешь, я пойду и задушу его?

– Значит, все действительно плохо?

– Я дам тебе телефон лучшего специалиста по трудовому праву из всех, кого я знаю. Она работает в Лондоне, погоди минутку…

– А по-другому нельзя? Я надеялась, ты скажешь, что у меня паранойя…

– Мне очень жаль, Стиви, но по-другому нельзя.

Я так и не успеваю поговорить с юристкой, которую посоветовала Дженна. Да и вряд ли она могла бы как-то повлиять на ситуацию. Все случается в пятницу после обеда, в мою первую пятницу после выхода на работу, в ту самую пятницу, когда я должна была вылетать в Нью-Йорк. Войдя в переговорную для очередной видеопланерки с Лексом (как ни странно, он принял приглашение), я с удивлением вижу Синди, начальницу отдела кадров, а также незнакомого мужчину. И они сообщают, что, к сожалению, – к сожалению! – моя должность удалена из штатного расписания.

Надо мной будто подвесили гигантскую стирательную резинку, и когда я иду к своему столу, складываю в принесенную кем-то картонную коробку гиацинт в горшке, блокнот и пенал с карандашами, а потом Дин провожает меня к выходу – «Мне так жаль, Стиви, это просто ужасно», – резинка начинает меня стирать. Она стирает мои шесть с половиной лет работы в клубе, стирает мою жизнь в Нью-Йорке, удаляет меня из сообщества, которое я сама создала, превращает в посмешище чувства, которые я когда-то испытывала к Лексу. Пока не остается лишь чистый лист бумаги.

– Закат, – бормочу я себе под нос, шагая к метро с коробкой в руках. Лекс использует это слово в качестве эвфемизма, когда хочет свернуть, отменить, вычеркнуть какой-нибудь проект. «Закат!» – говорит он, красноречивым жестом проводя ребром ладони по шее. Что означает: все кончено, выходим из игры. Возможно, обсуждая с Майком и Синди мое увольнение (так и вижу, как он сидит в кресле, задрав на стол ноги в модных кроссовках), Лекс выразился примерно так же. «Предлагаю отправить ее в закат. Прямо сейчас».

Лекс на встрече не присутствовал: не перелетел вместе с Синди через океан, чтобы устроить мне сюрприз, и не появился в маленькой комнатке с запотевшими окнами рядом с моими двумя собеседниками – хотя бы в виртуальном формате. Ну ничего, я сама ему позвоню, как только доберусь до дома. Он не имеет права так со мной поступать. Я ему не позволю!

Люди в вагоне пялятся на меня и на коробку в моих руках. Догадываются ли они, чего я лишилась, чем я больше не являюсь? Может, это событие обезобразило меня, как мужчину, которого я однажды видела в метро: у него был уродливый шрам от виска до подбородка и багровый нос – судя по всему, отрезанный и пришитый потом на то же место?

Йонна и Эш еще не вернулись с прогулки по парку, и квартира выглядит непривычно пустой и тихой. Так странно находиться там одной. Сразу вспоминаются воскресенья в Нью-Йорке, когда Нейтан был с Брайсом, Дженна с ее тогдашним ухажером, а Джесс на йоге.

Небо на моей лондонской улице становится из голубого розовым, и, хотя до моря не менее сорока миль, откуда-то сверху доносятся громкие крики чаек. Я представляю, как Лекс надевает вощеную куртку – ту самую, которую всегда носил в межсезонье, – поправляет неизменную шапочку, выходит из здания