Когда нам будет 40 лет - Елена Игоревна Ротман

бы стать ей настоящим другом, способным поддержать и уберечь. Но она, подталкиваемая своими внутренними сомнениями, постоянно металась. Он был для нее «недороманом». Возможно, в будущем именно его кинематографисты или писатели сделают «спасителем» бедной и несчастной императрицы Соры. И эти несвойственные ей размышления о другом мужчине ее веселили: она не впадала в уныние оттого, что сын повзрослел, ее дочь стала больше походить на Сакуру. Может последнее и к лучшему: тетка девчонки сумела взять от жизни все. Правда от внимательной и скорее подозрительной Соры не укрылась эта страшная меланхолия жизни матери близнецов.

Все были слишком далеки друг от друга и потеряны, впрочем, как всегда.

– Что читаешь? – ее сын, так же как и его отец, не был приучен стучаться в дверь и входил в комнату прямо задавая вопрос.

– Новую книгу княгини, – даже не дернулась уже привыкшая Сора. Такэо подошел к ней и уселся на пол у ее ног.

– И о чем же она? – принц ни разу не брал в руки книги Анны, впрочем как и Киард, что кажется даже не догадывается.

– О том как девушка вышла замуж за американского актера, – улыбнулась женщина, погладив сына по голове. – Прожила с ним несколько лет, а он оказался серийным убийцей.

– Как мило, – закатил глаза юноша. – Книга тоже с автографом?

– Конечно, – Сора погладила его по лбу. – У нас с автором что-то похожее на соглашение.

– И специально для тебя делают перевод с английского?

– С роскранского, – поправила его мать, что получала свои книги самой первой, странная маленькая игра, что идет годами и никак не надоест. – Она как-то сказала, что на роскранском они выходят интереснее и объемнее.

– О! – усмехнулся Такэо. – Я словно слышу в твоих словах зависть, мама. А это глупо: вы у меня самая красивая, стройная леди с превосходным вкусом и манерами.

– И кто же это тебя научил льстить? – ей, конечно же, было приятно это слышать, хоть ее сын, любимец, всегда умел найти ключик к человеческому сердцу. Она вдруг вспомнила комментарий в своем блоге: «Наш принц слишком идеальный. Что же скрывается за этой маской?» Тогда она, поборов навязчивую идею рассказать о вспышках гнева своего сына (от кого он только это унаследовал?), ответила кратко и лаконично: «А может быть он просто хорошо воспитан?» Да, точно. Статья была о воспитании. А еще были о вере, любви и доверии в семье. О доверии. Она с легким ужасом, что холодком сковывало сердце, думала о предстоящем октябре. «Они» снова уедут в какую-нибудь богом забытую Варшаву и будут гулять по улицам и … смотреть кино. Именно это говорил ей Куроки, и почему-то она не могла усомниться в его словах. Фотографии, чуть размытые и далекие (чтобы их не заметили), преподнесенные ей службой безопасности, дышали платонической любовью. Даже Сакура, внезапно нагрянувшая к ней, поджав губы, ожидала страсти. Но те двое лишь держались за руки. Смеялись. А это еще острее и беспощаднее полосовало и без того измученное сердце Соры.

Сакуре же казалось, что с ее братом и Анной банально что-то не так. Вот они с Сашей… Они с Сашей были вулканами, взрывались и боролись… Она скучала, с каждым новым днем накапливая в себе глупую ненависть к собственному мужу и обиду на неповинных детей, словно все вокруг были виноваты. Но точно не она.

Рока. Ее муж, был замечательным и потрясающе любящим, но чертовы воспоминания о прикосновениях Саши не давали ей покоя. Они спокойно, двумя семьями, встречались, проводили время и вот именно тогда Сакура завидовала счастью Жанны, что иногда даже на людях откровенно посмеивалась над мужем, хоть тот ей и отвечал. В них была жизнь, борьба. То, по чему Сакура невероятно соскучилась. Страсть. Именно она движет миром.

16.09.2020

У меня просто мурашки по телу от предвкушения будущей нашей встречи. Двадцать лет… В двадцать четыре я и подумать не мог, что доживу до этого знаменательного события. Братислава… Чую в следующий раз мы уедем куда-то в Преторию, а я туда не особо хочу, после того как Сора сократила наши дипломатические и волонтерские корпуса на том континенте.

Что насчет Австралии?

К слову, сейчас я пишу эту записку при свете свечей, потому что у нас снова нет света. Сора грешит на старую проводку Дворца, а я на Такэо, что недавно увлекся физикой.

Моему сыну шестнадцать… Кто бы мог подумать…

С любовью, К.

А ее сыну будет тринадцать. Совсем большой. Теперь он немного стесняется ее объятий и поцелуев в щеку. Чуть протяжно ноет «Мам, я уже взрослый!» Легко вырывается, вызывая лишь улыбку родителей. Ее маленький добрый мирок, которой она, как ей казалось, вполне заслужила. Лишь ее отношения с Куроки, словно холодная безмолвная тень, иногда появлялась у окна и тревожила Виктора.

Еще ее мужа удивляло то, с каким спокойствием она читала статьи бульварной прессы о его любовном прошлом. Она знала правдивую сторону, усмехалась при прочтении и даже в тихую связывалась с его бывшими, дабы приструнить их иногда лживый язык. И единственное что он слышал от жены были шутки и подколы. Она свято была уверена в своей власти над ним. Лишь однажды, кажется спустя неделю после празднования нового года, она стоя на кухне в одной ночнушке в тихую отрезала себе торт. И именно в тот момент она будет застукана своим женихом и заведет откровенный разговор, из которого как всегда выйдет с высокоподнятой головой.

– Мне все равно что там было у тебя в прошлом. Меня будут волновать лишь твои романы после свадьбы, – нож в ее руке звонко соприкоснулся со столешницей, отрезав новый кусок. И он верил. Верил, что она не спала с Куроки, с того дня как объявила его своим избранником; лишь он, старше ее на десять лет, стал единственным и неповторимым «принцем на белом коне».

Но ведь всегда есть эмоциональная сторона, не поддающаяся жесткому контролю. Виктор со своими пассиями расставался всегда друзьями. А после того как он стал князем – консортом все стало намного хуже: он был впечатлен пронырливостью некоторых журналистов и продажностью его бывших любовниц. Но Анна была словно кремень: ее собственный отчет начался с апреля двухтысячи четвертого, а прошлое… Все свои, да и его, прошлые похождения она запирала в своих дневниках и никому не раскрывала. Иногда ей казалось, что чем меньше мы распространяемся о своей любви, тем дольше она длится. Хотя, когда ей исполнилось двадцать четыре, она будто околдованная стала замечать Виктора. Глупо и