Сэр Гибби - Джордж Макдональд

Вы, наверное, помните, что после исчезновения Гибби о его судьбе заговорил весь город, и среди жителей начались такие толки и пересуды, что преподобный Клемент Склейтер решил собрать о мальчике и его семье все сведения, какие только можно было найти. Когда все нужные бумаги оказались у него в руках, он попытался заинтересовать судьбой мальчика его родственников со стороны матери, о существовании и месте проживания которых он узнал во время своих поисков. Однако здесь у него ничего не вышло. В доме, где когда–то родилась мать Гибби, сейчас проживал только её троюродный брат. Его кузен, дядюшка Гибби по матери, так и не женился и, умирая, оставил ему небольшое имение под названием Уитропс вместе с фамильным презрением к супругу сестры и к ней самой за то, что своим неудачным замужеством она обесчестила и себя, и всю свою семью. Так сказал мистеру Склейтеру этот самый троюродный брат, хотя ни в его словах, ни в манере держаться священник не заметил и следа той позорной тени, которую, по единогласным утверждениям семейства, бросила на него их заблудшая чёрная овца. Что же касается мальчишки–сироты, то, честно говоря (хотя бы в этом отношении троюродный дядюшка Гибби и вправду говорил честно), чем быстрее он окончательно канет в лету, тем лучше для всех. Не то, чтобы внезапное появление блудного племянника могло как–то повлиять на его собственную жизнь. Нет, ему самому решительно всё равно. Но, согласно Писанию, грехи сэра Джорджа и леди Гэлбрайт должны быть наказаны ещё, по меньшей мере, в двух поколениях, и чем меньше о них будет известно, тем меньше будет шума и неприятностей для всей семьи.

Другой брат покойной леди Гэлбрайт, занявшийся когда–то торговлей, теперь был одним из компаньонов большой судостроительной верфи в Гриноке. Его звали Уильям Фуллер Уитроп, а соседи дали ему прозвище упрямец Уитроп. Он был холост и слыл богачом. То, что услышал о нём мистер Склейтер, не пробудило в нём никаких особо радужных надежд. Упрямец Уитроп ужасно не любил расставаться с деньгами и в тех случаях, когда расстаться с ними всё же было необходимо, предъявлял непомерные требования даже к самым разумным и осторожным сделкам. Правда, бывало и такое, что он давал щедрые пожертвования ради какого–нибудь общественного блага. Он считал пустую трату денег одним из самых страшных грехов, по сравнению с которым любые другие нравственные компромиссы казались ему вполне простительными. Лучше пусть износится тело и разум, но имение останется в неприкосновенности. Человек создан не для того, чтобы скорбеть или радоваться, а для того, чтобы владеть. Однако мистер Склейтер решил идти до конца и сделать всё возможное для мальчика и поэтому написал мистеру Уитропу письмо. В ответном послании было сказано, что мать того ребёнка, о котором идёт речь, принесла своей семье только неприятности и все воспоминания о ней связаны у них только с несчастьем и позором; что её имя перестало упоминаться среди её родных уже давно, ещё до того, как он сам покинул отчий дом; что отец решительно и навсегда отрёкся от неё из–за её собственного упрямства и непослушания. Принимая всё это во внимание, вряд ли можно ожидать, что он будет выказывать живой интерес к её потомству — да ему и не пристало проявлять в этом случае какое–либо участие. И хотя, сказать по чести, мистеру Уитропу нет ни малейшего дела до этого ребёнка, он из чистого любопытства навёл о нём кое–какие справки. Ему сказали, что оставшийся после сестры мальчик — блаженный дурачок, целиком и полностью воспитанный на улице. Поэтому он твёрдо уверен, что любая помощь по отношению к нему уже не способна принести ему какое–либо благо, она только испортит его и сделает его ещё более несчастным. А посему… — и так далее, и так далее.

Так ничего и не добившись, мистер Склейтер сказал себе, что сделал всё, что можно было от него потребовать по любым человеческим меркам. Он и правда затратил на свои поиски и переписку немало времени и усилий. Да и потом, говорил он себе, его долг по отношению к этому ребёнку был ни больше, ни меньше, чем по отношению к любому другому маленькому бродяге в его приходе. Даже если предки малыша Гибби когда–то обладали высоким положением в обществе, но распорядились своими привилегиями так неразумно, что последний представитель их семьи оказался в голой нищете, вряд ли мистер Склейтер должен осыпать этого ребёнка особой благосклонностью и печься о нём больше всех остальных, особенно если принять во внимание тот факт, что в нём наверняка живут те же злые наклонности, что сгубили его родителей. Да кто он такой, Клемент Склейтер, чтобы вмешиваться в волю Провидения и брать на себя смелость действовать вопреки доктрине о божественном предызбрании? Неужели ребёнок, перед именем которого стоит маленькое словечко «сэр», значит в Божьих глазах больше, чем любой безымянный сирота? Неужели земные титулы — будь то хоть граф или герцог — будут иметь какой–то вес в Небесном Царстве? Вообще, о малыше должны заботиться его родственники. Если уж они отказываются его принимать, то кто ещё должен взвалить на себя эту ответственность? Одни сосуды созданы для почётного употребления, другие — для низменного, а кто есть кто, пусть это откроет нам Сам Бог в Своё благое время. Нельзя передавать другому богоданную ответственность. Есть люди, которые по своему положению и родственным связям как раз и должны были бы потратить время и деньги на то, чтобы отыскать пропавшего Гибби. Если эти люди пренебрегают своим долгом, неужели эти поиски должны вменяться в обязанность священнику городского прихода? Да и потом, даже если и удастся отыскать этого ребёнка, что прикажете делать с ним дальше? Ведь всё его детство прошло среди настоящих отбросов общества! Ради вящей справедливости надо заметить, что мистер Склейтер не был знаком с Гибби лично и даже никогда его не видел. Правда, тут возникает ещё один вопрос: если бы он не был человеком, готовым изменить ход своих действий так, как изменил его впоследствии, то как бы он действовал с самого начала? Точно так же или совсем иначе?

Однажды утром он сидел за завтраком вместе с женой, бывшей миссис Бонниман, то и дело украдкой посматривая на свежую газету, что, боюсь, является невежливой привычкой многих и многих мужей. Вдруг ему на глаза попалась заметка, оповещавшая читателей о смерти Уильяма Фуллера Уитропа, известного предпринимателя и компаньона судостроительной верфи «Уитроп и Плейтел» в Гриноке. Чашка застыла у него в руке, пока он судорожно читал заметку до конца. Потом, так и не пригубив свой кофе, мистер Склейтер поставил его на стол, вскочил и выбежал из комнаты. Потому что заметка кончалась любопытным замечанием о том, что порой даже самые даровитые дельцы почему–то оказываются не способными хладнокровно посмотреть в лицо неизбежной реальности смерти и собрать в себе достаточно мужества для того, чтобы составить завещание. В данном случае это был не просто забавный факт из жизни богачей, но и повод для сожаления, потому что речь шла о сумме в двести тысяч фунтов. Если бы автор заметки обладал ещё более философическим складом ума, то, наверное, добавил бы, что способность зарабатывать деньги ещё не предусматривает права решать, кому они, в конце концов, достанутся, и что деньги могут сыграть свою роль и во благо, и во зло даже в том случае, если ими не распоряжается ничья человеческая воля.