Крепость на Пристанской - Василий Иванович Еловских

которому и подходить-то не хочется, а в Каменногорске — торговец железом, тоже, наверное, порядочный деляга. И вообще Семена окружают сплошные проходимцы. Даже квартиранты (вместо старика Щуки и Елены) подобрались черт знает какие — выпивают каждый вечер, смотрят волками, в то воскресенье сломали раму.

Правду говорила Елена, что нелюдим он закрыл свою душу на сто замков. Как-то на днях секретарь парткома начал «вправлять ему мозги». Семен вроде бы соглашался, а сам свое думал: «Я — человек свободный: хочу роблю на комбинате, хочу не роблю. Я на черный день обеспечен». А сейчас, кажется, впервые в жизни подумал, что прожил бы и на одну зарплату. Ведь его ценят как столяра. Ценят и… презирают. А почему все же постыдное дело покупать дома, держать квартирантов? Это было Семену не совсем понятно.

Снаружи вагона какая-то длинная черная тряпка все билась и билась о стекло, Семен глядел на нее и не мог оторваться, и эта навязчивость пугала его…

Каменногорский мужик, которому Земеров привез рыбу и у которого должен был забрать железо, не понравился Семену своим злым взглядом и брюзгливостью. И на кой только леший сюда приехал? Мужик назвался Иваном Кузьмичом. Он угощал отличным ужином, то и дело повторяя «мелочиться не будем», и Семен догадался, что хозяин сдерет с него за железо порядком. Налил стакан спирта и подал Земерову.

— Не бойсь, разбавленный.

— Нет, нет, — замахал руками Семен. — Спирт не пью, меня от него мутит.

— Покупка без выпивки? Не по-нашенски. Надо сбрызнуть.

— Сбрызгивают после покупки.

— А мы наперед и потом.

— Ну, хоть бы вина. А то дрянь достали.

— Это не дрянь. Главное — крепость.

Семен все же выпил спирта и стало ему казаться, что хорошо он сделал, поехав в Каменногорск.

— А к вам увезти легче легкого. Здесь же московский тракт, прямо за железной дорогой. Там туды-сюды машины снуют. В столовой, какая возле базара, шофера всегда сидят. Пойди завтра утречком и договорись.

— Ну что ж, может, посмотрим твое железо.

— Давай еще по одной, куды торопишься. У тебя вообще-то время терпит? Робишь где или нет? В отпуске. Хо! Отдыхай себе! А послезавтра сюда приедет на грузовике один мой знакомый из вашего же города. Подбросит.

— Ну что ж…

— С фанерокомбината он.

— Чего?

— На фанерокомбинате, говорю, робит.

— Как фамилия? — встрепенулся Семен.

— Яшка Караулов.

— Караулов?

— Караулов. Что, знакомый?

— Немножко. Только мне ждать некогда. Завтра же поеду.

— Ну, я ж говорю, что в любое время можно. Подбежишь к столовке.

— Спирт тебе Яшка достал?

— Он. А что?

«Как быстро они находят друг друга».

Спирт Яшка добыл, конечно, на комбинате, там он нужен для производства и хранится на складе цистернами. В магазинах спирт не продают. На профсоюзном собрании главный инженер говорил как-то, что спирт течет на сторону. Кого-то поймали: вез со склада спирт бочками, подлил в бочку водички, а спирта отлил. А потом из бочек слил не полностью, оставил на донышках.

Проснувшись утром, Семен стал думать, как бы ему отвязаться от Ивана Кузьмича и не покупать железа.

Семен был уверен, что Иван Кузьмич и вороват, и плутоват. А это было вообще-то говоря не совсем так. Иван Кузьмич не брал чужого, но будучи от природы лентяем и охотником вкусно пожрать и выпить, он шел порой на грязненькое дельце — покупал что-нибудь дефицитное и сбывал с барышом. Кровельное железо он приобрел для своей собственной крыши, но потом раздобыл толь и обрадовался, что может сбарышничать.

Побродив по маленькому чистенькому Каменногорску, Семен решил все же увезти проклятое железо и, зайдя в столовую возле базара, договорился с проезжим шофером, что в полдень они погрузятся и уедут.

Оставалось еще некоторое время, и Семен завернул на базар — большую огороженную площадь с торговыми рядами вдоль заборов. Близ входа он увидел Леонида Сысолятина и его мать, они продавали рыбу. Возле них образовалась очередь человек в десять. Из-за этой очереди Семен не сразу заметил Сысолятиных. Мать Леонида орудовала как заправская торговка и, по всему видать, была довольнешенька, а Леонид брезгливо поджимал губы. Семен быстро пошел обратно, но Леонид заметил его, догнал и спросил грубо:

— Ты?

— Я.

— Зачем приехал?

— Взял отпуск и вот… решил проехаться.

— Очень мило с твоей стороны. Кто у тебя тут?

— А никого кроме тебя нету.

— Хм. Не думал, что такой телок, как ты, способен подшучивать. К кому, говорю, приехал?

— А какое тебе дело?

— Что тут выглядываешь?

— А ты чего боишься?

— Так! Вот что, мальчик: из таких, как ты, я очень даже свободно вытряхиваю душу.

Не то, чтобы Земеров испугался, а просто решил — не стоит ему ругаться и, пробормотав что-то насчет покупки железа, ушел.

На вокзале он справился, когда отходят поезда на восток, выпил в железнодорожном ресторанчике стакан вина для храбрости и, придя к Ивану Кузьмичу, заявил, что не будет покупать у него кровельное железо.

8

Прежние годы Семен работал даже в праздники. А на этот раз он решил отдохнуть. Шестого ноября подмел во дворе, натаскал дров для печей, почистил одежонку, ботинки и в праздник, встав спозаранку и накормив свинью, козу, кроликов, стал бродить по избе, по двору, не зная, что ему делать, куда деть свои длинные руки.

В конуре скулила собака. Семен вылил ей из чугунка вчерашний недоеденный суп. Последнюю неделю он кормил Шарика три раза в день. Во двор выскочила Пелагея Сергеевна.

— Ты бы ему свежего мясца отрезал, грудинки.

Семен молчал.

— С ума стал сходить, что ли? Кто кормит супом собаку? И мясо там было. Нет, ей-богу он с ума посходил. Теперя даже хлебом запрещают кормить скотину, было б те известно, не то что мясом. За таки штучки знаешь как вздрючить могут.

— Уж будто тебя это волнует.

— Меня все волнует. И то, что ты в последнее время какой-то дикой стал, тоже волнует. Че с тобой делается?

— А ничего.

— И, слушай, как ты сейчас робишь?

— В цехе не жалуются.

— Ты, кажись, смеешься надо мной?

— А ну тебя, — отмахнулся Семен.

— Ты… ты че это?! Как разговариваешь с матерью, а? Вожжа под хвост стала попадать? Смотри мне! Я быстро с тобой разделаюсь.

Она кричала и грозила ему пальцем.

Семен схватил метлу, начал мести. Не поворачиваясь к матери, сказал:

— И ты пойми, что я не ребенок.

«Дикой стал, — подумала она. — Слова непокорные — это б полбеды ишо. Но вот мысля какая-то не такая в голове у мужика копится».

После демонстрации, возвращаясь домой и раздумывая, чем бы заняться, Семен случайно