Том 4. Счастливая Москва - Андрей Платонович Платонов

2

Семья Портнова прибавилась – через год у него родился еще один ребенок, мальчик. Сам Портнов снова работал на заводе мостовых конструкций, как прежде, до войны и революции, а жена его стряпала пищу, растила детей и боролась с нуждой. Двоешки перестали спать; они перетерпели свою слабость от голода, – долго хранимое, безмолвное детство нагоняло теперь свое время счастливыми впечатлениями еще странного для них мира.

Каждый вечер, когда он работал дневную смену, Портнов ложился спать среди своих детей, раскинув руки поверх их голов, точно для защиты. Он еще не доверял наступившему миру. А по ночам он выходил наружу, слушая редкие дальние выстрелы караульных постов на товарных станциях, и болел сердцем за слабость всей страны.

И действительно, напряжение тока в электромоторе, тянувшем компрессор на его заводе, падало иногда столь резко, что Портнов с ожесточением и печалью хватался руками за приводной ремень, чтобы помочь машине идти вперед, а потом молчал в исступлении, когда компрессор становился. Почти каждый день к Портнову приходил секретарь ячейки завода или депутат Моссовета: на южных и восточных выходах из Москвы поезда ходили через реки и овраги – по временным шпальным клеткам, чуть ли не вброд, потому что фермы мостов лежали взорванными и низвергнутыми в пучины. А без сжатого воздуха, без компрессора работать мостовой завод не мог – нечем клепать.

– У тебя есть дети? – спросил депутат совета у Портнова. – Есть немного, – сказал машинист компрессора. – А тебе к чему?

– Береги их, качай воздух – на Курской дороге из-за двух оборванных мостов поезда с дровами не идут, картошка померзла…

– Пусть хоть картофельные шкурки привезут, – сказал Портнов.

Однажды в ночное дежурство к Портнову пришел председатель Московского совета рабочих депутатов. Всю ночь они следили вдвоем за манометром и слушали пение сверл и резкую боевую частоту пневматических молотков. Но в полночь напряжение село и компрессор грустно засопел, сокращая ход: Портнов прижал руками щетки электромотора, чтобы они меньше искрили и не тратили бесполезно ток; он стоял на чугунной плите, высокое напряжение било сквозь его тело, но он чувствовал вместо смертельного раздражения лишь небольшую неприятность, сберегал вручную энергию от растраты ее на излишние мелкие молнии.

Председатель Моссовета взял телефон и сговорился с электрической станцией. Он велел выключить несколько насосов на водопроводе. Когда на электрической станции удивились, председатель сказал:

– Ничего не будет, теперь снег лежит. Давайте!.. К утру я приеду к вам в котельную, – и повесил трубку на крючок.

И снова они вдвоем взялись гнать воздух в цеха. Когда установилось хорошее давление, эти двое людей закурили какие-то толченые растения и посмотрели друг на друга с тайным и кротким чувством понимания своего дела.

Наутро, когда Портнов пришел домой, новый ребенок его умер. Мать молча держала его на руках, чтобы наглядеться и потом никогда не забыть. Она купила у спекулянта маленькую связку сухих грибов и сварила их вместе с пшенной кашей. Двоешки тоже ели эту пищу, но их только вытошнило несколько раз, они помучились и остались живы, а самый маленький умер от отравы. Портнов ничего не сказал. Он положил своего холодного ребенка к себе, накрылся с ним с головой красноармейской шинелью и пролежал в темноте до вечера, не зная более – стоит ли ему закопать сына в землю, а самому потом продолжить существование… Сколько раз – и на работе, и на фронте – ему представлялось, что он не живет, настолько горе и страдание уменьшали его разум. Неужели мы рождены на смех и на убийство? Ну нет, шалишь!..

Ночью Портнов опять стоял у компрессора, нагнетая давление. Он прижимал щетки электромотора голыми руками и чистил его коллектор, не чувствуя силы электрического удара. Иногда он засыпал на мгновение, стоя на ногах, и во сне плакал. Проснувшись, он вытирал слезы, не помня, когда они вышли. Старый мотор, установленный в начале двадцатого века, бил концом вала и грел подшипник, но давно не было ни масла, ни даже мазута, – в подшипник давали свечной воск или выжимки из старых концов, а Портнов даже сморкался в тряпку и засовывал ее в трущуюся часть, лишь бы была там какая-нибудь консистенция.

На похороны сына Портнова пришел председатель Московского совета и еще несколько человек, малоизвестных отцу покойного ребенка. Председатель, меняясь с Портновым, донес гроб до могилы и сказал всем, кто шел вместе, что в районе на днях открываются образцовые детские ясли, ибо в каждом погибшем ребенке мы хороним свое будущее, уничтожаем революцию.

Этот пожилой большевик опустился затем в могилу, чтобы принять маленький гроб на руки.

– Из нас что получилось – уже известно, – произнес он из глубины земли. – А из них – еще неизвестно: наверное, более лучшее и чистое, чем мы!.. Ну все, товарищи, пойдемте дальше жить, – председатель вылез из могилы. – Ничего, дети еще будут рожаться у нас.

3

Дети, действительно, снова рожались. У самого Портнова на протяжении двух следующих лет родилось двое детей, оба – мальчики. А старшие двоешки – Сергей и Маня – уже пошли в школу, там их стали лучше кормить и давали обувь и одежду. Немощь младенчества, когда они почти беспрерывно спали на одной попонке, чтобы не проснуться и не погибнуть от холодного голода, не оставила на их теле никакого следа, ведь природа не помнит своих бедствий. Они уже покидали детство и сами спешили из него выбраться, чтобы время шло скорее – в детстве кажется, что оно стоит, и делается страшно.

Отец начал водить их иногда на завод. Он их повел в первый раз в тот день, когда пускали новый компрессор, а старый, маленький и изможденный, лежал среди цеха, пока его не взял подъехавший под потолком кран и не увез с собою.

– Куда его? – спросил Сергей.

– На пресс, – сказал отец. – А там его хряпнут – и в лом.

– Тебе жалко машину? – опять заинтересовался сын.

– Чего ее жалеть – буду помнить, и ладно, – ответил отец.

После того отец пошел к новой машине и пустил ее. Она нежно взяла свою скорость и покорно пошла, как маленькая.

Сергей обрадовался, что у него есть такой отец: он его родил (сколько Сергей ни вспоминал, как это случилось, вспомнить не мог, забыл), потом перебил всех буржуев, пришел домой и теперь ломает плохие машины и пускает самые сильные. Но отец тоже, оказывается, был отсталый человек. Один раз он спросил у Сергея и Мани:

– Где-то