Это - Фай Гогс

Услышав это, поверенный смеяться прекратил и сразу стал похож на того, кто совсем не рад первым умереть от заразы, для которой еще не успели придумать названия.

– Ди, ты только не злись, ладно? Если честно, я не совсем понял, что ты имеешь в виду. Мы ведь сами отдали тебе эти бумаги час назад.

Сказав это, он осторожно, двумя пальцами, взял папку и бросил на диван рядом со мной. Открыв ее, я слегка опешил. Признание поверенного исчезло, зато я нашел там помещенные Джо во внутренний карман куртки копию завещания и письмо тети Джулии. Они были смяты и согнуты вчетверо, а потом расправлены. Моя рука взметнулась за пазуху. Все правильно – ни письма, ни завещания. Не нашел я там и ножа, который на всякий случай приберег в качестве дополнительного козыря!

А вот это уже было совсем скверно. Я, конечно, и на секунду не поверил в историю, рассказанную священником, хотя любой графоман за одну из таких зарезал бы родную мать – ведь она досконально, и в общем не без изящества объясняла большинство далеко не самых ординарных сегодняшних событий самыми что ни на есть ординарными причинами. Не поверил потому, что не только отлично умел считать карты, но и легко мог восстановить в памяти почти все, что делал, начиная с десяти лет – за исключением коротких, чаще всего двух-трехчасовых промежутков на сон, в которые никак бы не уместилась еще одна моя тайная жизнь. Да и само объяснение меня удовлетворить не могло – мол, а чего вы хотели, парнишка-то не в себе!

Чуть хуже было то, что я не только не понимал правил их игры, но даже не сумел пока придумать сколько-нибудь внятного объяснения происходящему. Например, я не верил, что лежащие сейчас в папке бумаги тоже раздвоились вместе с моей одеждой, и эти они позаимствовали у Джо (видимо, здесь пролегал мой бумажный Рубикон веры в мистическое).

Но даже будь оно правдой, это никак не отменяло необходимости стащить из внутреннего кармана куртки мои экземпляры – когда я рылся в машине, они там все еще были. И куда делся нож? Обворовать вора куда сложнее, чем многим кажется. Не говоря уже о том, что они должны были сначала украсть, а потом вернуть взятую мною из машины папку на место, в карман, подменив ее содержимое.

Потом: почему они не разрядили пушку? Это могло означать только одно – они оставили ее заряженной специально. Но зачем им нужно было так рисковать? Они рассчитывали на льва? Но для чего выбирать такой причудливый и ненадежный способ убийства? Можно было задать еще много подобных вопросов, да только пользы в этом было ровно ноль. Тот же поверенный не уставал твердить, что «если игра кажется слишком сложной – значит это уже не игра, а чья-то паранойя!»

– Ладно, пока оставим это. Что со львом?

Они опять переглянулись. Я прямо всем телом ощущал их недоумение, и от этого мне невыносимо захотелось проораться и все здесь разнести. Казалось, они просто не знают, кому из них лучше ответить, чтобы не нарваться на пулю. Наконец, священник решился:

– Сынок, мне очень жаль, но мы правда не понимаем, о каком льве идет речь. В доме живет пара довольно крупных собак, но…

Не выстрелил я только потому, что точно знал: он не притворяется!

– Я говорю о льве, что чуть не загрыз меня до того, как я на ваших глазах выпрыгнул из окна. Или вы и этого не видели?

– Извини, но мы не видели, как ты выпр…

– Не видели? А как у вас со слухом? – рявкнул я и взвел курок.

Но тут не выдержал уже и поверенный:

– Ди, да послушай же ты его! Он правду говорит! Мы встретили тебя у дома, и ты вел себя немного… Ну хочешь, пойдем, посмотрим, из какого, по-твоему, окна…

Он говорил что-то еще, но я больше не слушал его, потому что решал, как мне поступить. Я мог начать исступленно бесноваться и палить во что и в кого угодно – такая тактика, как ни странно, порой приносила нужный результат; а еще можно было выгнать их на улицу и ткнуть носом в разбитое окно и высовывающегося из него льва.

Но, во-первых, они хоть и делали вид, но на самом деле почему-то совершенно меня не боялись, а во-вторых, поверенный явно не блефовал. Они уже наверняка успели позаботиться о том, чтобы поменять раму со стеклом, убрать осколки и спрятать своего зверя. Про моего двойника можно было даже и не заикаться.

То, что делали эти двое, называлось «лишить жертву пространства и подтолкнуть ее к выбору, которого у нее не было с самого начала». Я сам пользовался таким трюком много раз и точно знал, как он работает. Но еще я знал, что она, жертва, сможет самостоятельно выпутаться из этой паутины только, если будет твердо стоять на своем.

– Хорошо, – перебил я поверенного. – Давай сделаем вид, что я глупый деревянный мальчик, а ты моя синеволосая фея. И раз уж речь зашла о феях, почему бы тебе не рассказать мне про Лидию, или Флоренс, или как вы ее здесь зовете?

– Мы не знаем никого с такими именами, сынок, – с легкой усмешкой ответил поверенный, безо всякого страха глядя мне в глаза.

Священник со скорбным видом кивнул в знак согласия. Я ждал очередной сказки о маленькой бесприданнице, которую приютила моя сердобольная тетушка, и к такому не был готов совершенно.

– Ну как же? Я говорю о той малютке, что как две капли воды похожа на мою жену, и которая сегодня получила все вот по этому…

И тут я замолчал. До меня дошло, что я в очередной раз подставился! Эти ребята играли по-крупному, и конечно же, ни о какой Лидии ни в письме, ни в завещании больше не упоминалось!

– Мальчик мой, – мягко проговорил священник, – я хочу еще раз повторить то, что там написано: твоя тетя оставила этот дом мистеру Келли, а все деньги – моей церкви. Тебе, увы, досталась только ее шкатулка. Мы с доктором вообще ничего не знаем о твоей жене по имени Лидия, или Флоренс – той, которая, как ты сам же и утверждаешь, погибла несколько лет назад. И прими,