Когда разум против тела. О самых загадочных неврологических расстройствах, когда-либо поражавших человеческое тело - Сюзанна О'Салливан

сикнис, которая также может начинаться с болей в животе. Предположение о том, что он заразился гриси сикнис, может заставить человека ожидать припадков, а это может вызвать диссоциацию, головокружение, и в конечном итоге человек поведет себя в соответствии со своими ожиданиями. Таким образом, соматическое заболевание может служить триггером для синдрома; для этого не требуется наличие психологического расстройства или конфликта.

– Хотите посмотреть видео? – спросила Мадда, вытаскивая из сумки ноутбук и поворачивая экран ко мне, подальше от остальных любителей кофе.

Поначалу я едва могла разобрать детали. Картинка была темной, и в кадре было много людей, движущихся туда-сюда. Гул голосов в парижском кафе оказался достаточно громким, чтобы заглушить хрюканье и плач, доносившиеся из динамиков компьютера. Когда глаза привыкли к темноте этой сцены, я увидела, что толпа людей несет молодую женщину. Камера только мельком выхватывала жертву болезни среди всех, кто пытался ее удержать. Девушка сопротивлялась, ее голова была откинута назад. Люди поддерживали ее в воздухе, словно хотели куда-то перенести. Ее рубашку натянули вниз, завязав полы узлом, что, казалось, было попыткой прикрыть девушку. Ее голова моталась из стороны в сторону. Люди, которые несли девушку, похоже, с трудом удерживали ее конечности.

– Вы уже видели что-нибудь подобное? – спросила Мадда.

Я видела нечто подобное тысячу раз – а возможно, и больше. Снятое на видео было очень похоже на диссоциативные (психосоматические) конвульсии, которые я наблюдаю каждый день своей трудовой жизни. Семьи пациентов часто приносят мне видеозаписи таких эпизодов. На них я вижу людей, точно так же придавленных своими близкими. Я слышу испуганные крики и плач, а иногда и молитвы. Видео, которые мне показывают, снимают в городских декорациях, эти сцены происходят в автомобилях и современных гостиных. Но, несмотря на поверхностные различия, все эти эпизоды очень напоминают то, что продемонстрировала мне Мадда. Припадки у моих пациентов длятся несколько минут, потом прекращаются, а затем возобновляются. С девушкой на видео произошло то же самое. В перерывах между конвульсиями она застывала в кататонической позе.

– Когда я снимала это видео, люди сказали, что из-за этого я очень скоро подхвачу гриси сикнис, – сказала Мадда. – Однажды художник нарисовал портрет дуэнде, и сообщество вознегодовало. В итоге он был вынужден изменить картину, чтобы сделать его менее узнаваемым. Образы и истории сильно влияют на то, как проявляется расстройство.

Мне сказали, что от рисунков я заболею. Сейчас в Интернете появилось множество иллюстрированных статей о заболевании, и это еще один источник парадоксов и конфликтов, с которыми приходится мириться сообществу.

– Вы думали, что заразитесь? – спросила я.

– Я так сильно этого хотела! – Она рассмеялась. – Я желала знать, на что это похоже. Однажды, когда я там жила, я подхватила какого-то желудочного паразита, и мне сказали, что это начало.

– Но этого не произошло?

– Я ожидала такого исхода. Но нет, этого не произошло. Хотя люди все еще говорят, что я заражусь, когда перестану ждать.

– Тогда еще есть время.

Но, чтобы заболеть, нужно быть на Москитовом берегу. Данное медицинское расстройство тесно связано с древней традицией, а духи привязаны к этому месту, хотя мискито могут уехать.

Синдром отстраненности привлек к Ноле и Хелан куда больше внимания, чем привлекло бы любое чисто психологическое заболевание. Часто более эффективно и продуктивно переживать и проявлять психологический стресс и внутренние конфликты в виде телесных симптомов. Но почему гриси сикнис существует только в Никарагуа, синдром отстраненности – в Швеции, а что-то еще – в Великобритании? Болезнь – это социально обусловленное поведение в гораздо большей степени, чем люди осознают. То, как человек интерпретирует телесные изменения и реагирует на них, зависит от общественных тенденций, его знаний, образования, доступа к информации и прошлого опыта болезни. Личные и социальные модели для подражания создают ожидания в плане здоровья и плохого самочувствия, которые закодированы в нейронных субстратах. Наш мозг запрограммирован на основе опыта определенным образом реагировать на определенные провокации. Это бессознательный процесс.

При рождении мозг представляет собой чистый лист, дающий бесконечное число возможностей. У новорожденного больше мозговых клеток, чем у взрослого.

Однако кора головного мозга, серое вещество, у новорожденного почти не действует. Она должна быть активирована, и это происходит благодаря опыту. После рождения миелин – изолирующий слой, который образуется вокруг нервов, – растет вдоль аксонов и при этом способствует распространению сообщений между разными областями мозга. Обучение опосредуется развитием связей между сетями нейронов, поэтому скопления клеток в разных частях коры начинают общаться друг с другом и накапливать новую информацию. Это в значительной степени зависит от факторов окружающей среды. Первичная соматосенсорная кора первой включается в ответ на прикосновение. Красочная игрушка, висящая над кроватью, помогает стимулировать зрительную кору головного мозга. Таким образом, непосредственное социальное окружение ребенка формирует мозг со дня рождения и даже раньше.

Язык – прекрасный пример того, как социальный фактор влияет на развитие мозга. Все мы рождаемся со способностью понимать и говорить на любом языке. Как только мы сталкиваемся со словами, наш мозг укрепляет связи, необходимые для понимания звуковых единиц, составляющих язык наших воспитателей. По мере изучения одного языка способность изучать другой теряется. Чтобы сделать мозг более эффективным, связи также отсекаются. Мы укрепляем связи, которыми регулярно пользуемся, и теряем те, которыми не пользуемся. Таким образом, наша способность распознавать и произносить компоненты языка, с которым мы не сталкиваемся, со временем снижается. Вот почему мне никогда не удастся идеально произносить французские носовые звуки, как и раскатистое испанское «р»: я не сталкивалась ни с тем ни с другим до подросткового возраста.

Мозг – это культурный орган. Он зависит от способности учиться. Лишь небольшая часть обучения является сознательной.

Каждый день, с каждым человеком, которого мы встречаем, с каждым нашим разговором и с каждым музыкальным произведением, которое мы слышим, по мере того как мозг обрабатывает эти стимулы окружающей среды, он также меняется, чтобы приспособиться к ней. События, которые случаются только один раз, или переживания, которые не являются эмоционально значимыми, не оставят сильного впечатления, но повторяющиеся или эмоционально заряженные переживания оставляют неизгладимые следы.

Точно так же в мозг вплетены наши представления о болезни и здоровье. Наше отношение к телесным изменениям, то, как мы интерпретируем симптомы и реагируем на них, к кому обращаемся за помощью, как объясняем болезнь, модели лечения, на которые полагаемся, – все это усвоено с помощью обучения. Конечно, это подвижная система. По мере появления новых влияний мозг приспосабливается к ним. Ниже уровня нашего осознания внутреннее физическое чувство преобразуется