Увечный бог. Том 1 - Стивен Эриксон

Ознакомительный фрагмент

Много лет назад один человек дал шанс неизвестному писателю с его первым фэнтезийным романом – романом, который до того безуспешно прошел несколько кругов издательств. Без этого человека, без его веры и без его многолетней непоколебимой преданности моему громадному предприятию не было бы никакой «Малазанской книги павших». Мне необычайно повезло работать с одним редактором от начала до конца, и я смиренно посвящаю «Увечного бога» моему редактору и другу Саймону Тейлору.

Благодарности

Моя глубочайшая благодарность следующим людям. Бета-ридерам за своевременные комментарии по рукописи, которую я навязывал им почти без предупреждения и, наверное, в неподходящее время: А. П. Канаван, Уильям Хантер, Хэзел Хантер, Бария Ахмед и Боуэн Томас-Лундин. И сотрудникам гостиницы «Норвей» в Перранарвортале, кофеен «Манго танго» и «Коста кофе» в Фалмуте, которые принимали участие в создании этого романа по-своему.

А также спасибо от всей души моим читателям, которые (я надеюсь) вместе со мной дошли до десятого и последнего романа «Малазанской книги павших». Я наслаждался нашей продолжительной беседой. Что такое три с половиной миллиона слов между друзьями?

Тот же вопрос я мог бы задать и моим издателям. Спасибо вам за терпение и поддержку. С буйным зверем покончено, и я слышу ваш вздох облегчения.

И наконец, любовь и признательность моей жене, Клэр Томас, которая вынесла суровое испытание не только романом, но и всем, что ему предшествовало. Кажется, твоя мама предупреждала, что выйти замуж за писателя – рискованное предприятие…

Действующие лица

В дополнение к появившимся в «Пыли грез».

Книга первая
«Он был солдатом» Я известенв религии гнева.Поклоняйся мне, как озерукрови в твоих ладонях.Выпей меня до дна.Горькая яростькипит и пылает.У тебя были маленькие ножи,но их было много. Я получил имяв религии гнева.Поклоняйся мнегрубыми ранамии после моей смерти.Это песнь о грезах,рассыпавшихся в пепел.Твои бескрайние желаниятеперь пусты. Я утонулв религии гнева.Поклоняйся мнедо смертии до груды костей.Самая чистая книга —та, которую не открывали.Не осталось невыполненных желанийв холодный святой день. Я найденв религии гнева.Поклоняйся мнев потоке проклятий.Этот дурак верили плакал во сне.Но мы идем по пустыне,сотрясаемой обвинениями,где никто не голодаетс ненавистью в костях.«Ночь поэта» I.IV«Малазанская книга павших»Рыбак кель ТатГлава первая Если ты не зналмиры в моем мозгу,твое чувство потерибудет жалкими мы забудем все по пути.Бери, что дают,и отверни кислое лицо.Я его не заслужил,как бы ни был узоктвой личный берег.Если сумеешь,я взгляну в твои глаза.Пучку стрел в рукея не верю,Склоняясь перед улыбкой, закрывающей путь.Мы не встречаемся в гореИли в шраме,затягивающем раны.Мы не танцевали вместена тонком льду,и я сочувствую твоим бедамбез задней мыслио взаимности или расчете.Просто так прилично.Даже если для другихэто странно.Но многих тайнты не узнаешь,И я не передумаю.Все мои стрелы погребены, ипесчаный предел широк,и все мое остываетна алтаре.Даже капель не осталось;дитя желанийс разумом, полным миров,и кровавыми слезами.Как ненавистны дни, когда я ощущаю смертность.Дни в моих мирах,где я вечен,и если когда-то наступит рассвет,я увижу его,словно возрожденный.«Ночь поэта» III.IV«Малазанская книга павших»Рыбак кель Тат

Котильон достал два кинжала и вгляделся в лезвия. Поверхность черненого железа словно струилась: две оловянных реки текли, цепляясь за сколы и выемки, там, где образовались зазубрины от брони и кости. Котильон присмотрелся к отражению бледного больного неба на лезвиях и сказал:

– И не собираюсь ничего объяснять. – Он поднял строгий взгляд. – Ты меня понимаешь?

Фигура, стоящая перед ним, не шевелилась. Клочья сгнивших сухожилий и полоски кожи неподвижно лежали на костях. В глазах царила пустота.

Что ж, решил Котильон, это лучше, чем бессильный скептицизм. Ох, как он уже надоел.