Йарахонг. Город и тьма - Наталья Гунина

Наталья Гунина

Йарахонг. Город и тьма

Глава 1. Мертвец и хрусталь

Отчаянный крик разбил утреннюю тишину, взрезал облака, скопившиеся туманом на мостовых, разогнал галок и священных белых голубей.

Кричала послушница храма торговли. В благословенном и нетленном Йарахонге, Городе тысячи храмов, произошло немыслимое. Убийство.

«Убийство», — шептались только что срезанные жертвенные цветы.

«Убийство», — бормотали каменные барельефы.

«Убийство!» — судачили паломники и послушники.

Это вам не благочестивая кончина от старческой немощи, хворобы или милосердного яда. Смерть заявила о себе вульгарно и зримо. Труп бесстыдно раскинулся на краю базарной площади рядом с фруктовым прилавком, залив мостовую и рассыпанные фиги кровью из рассеченной груди.

Через четверть часа Игнасий, молодой жрец храма Истины Всебесцветного Яэ, был там. Над телом бесновался старик-служитель Ахиррата, бога пророчеств. Толпа впечатленно глазела.

— Истину глашу вам! Кровь пролилась на землю града! Кровь! Поправ законы божеские и людские! Древние соглашения падут! Пламя и кровь завладеют градом! Пламя и кровь! Пламя!

С последним выкриком старик плашмя рухнул на труп, содрогаясь в рыданиях.

Игнасий выждал немного времени, подошел к пророку и тронул за плечо. Тот встал, будто проснулся. Глаза его были сухими и горели фанатичным огнем, рот кривился в усмешке. Старик пошатнулся, будто пьяный, и побрëл прочь. Кровь густо покрывала рукава и полы вышитого лилового балахона. Толпа расступилась перед ним и сомкнулась за спиной.

Игнасий провожал пророка взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за людьми. Затем натянул тонкие хлопковые, с примесью паучьей нити, перчатки и проговорил полушепотом:

— Всебесцветный Яэ, дай проницательности понять истину. Дай зоркости разглядеть, что случилось.

Игнасий ощутил легкое нетерпение с долей любопытства, исходившее от средоточия — места в груди, где связь с богом ощущалась ближе всего. Зрение и мысли прояснилось. Детали стали чётче.

Разрез на теле выглядел ровным и глубоким. Нечто рассекло грудину от левой ключицы до нижних ребер. Удар, несмотря на изрядный рост погибшего, нанесли сверху вниз. В ране проглядывали края белых чисто срезанных косточек. От испятнанных одежд смердело кровью и вином. Игнасий сглотнул слюну, подавляя тошноту, и продолжил осмотр. В поясной суме нашелся пучок тонких окрашенных красным свеч. Чуть в стороне поблёскивал отлетевший медальон с угловатым кристалликом, знак богини Тимарет. Там же, неподалёку от тела, в мостовой осталась щербинка. Как будто что-то пролетело насквозь через падающее тело, воткнулось в камень, а потом исчезло.

Игнасий выпрямился. Негромкий говор толпы сливался в единое целое, как шум воды в ручье, как галочьи крики. Если прислушаться, можно было разобрать отдельные фразы.

— О милосердные боги, ужас-то какой.

— За что ей такое испытание? Бедняжка, молоденькая совсем. Увидать такое.

— А вот при Сианэ-плодородии такого не было, и при Име-дожде, и при…

— Да при чем тут Има. Он тоже не знал наперед, что будет. Вот бы нам…

— Верно говорили, год несчастий. Как начался паршиво, так всё хуже и хуже. То град, то вот смертоубийство это.

— Эх, фиги-то, фиги пропадают!

— Он говорил: кровь. Кровь и пламя. Это всё неспроста.

— И ни ветерка. Спит Инаш-ветер, что ли? А тут такое.

— Да что он сделает?

— Фиги валяются. Сладкие небось. Ишь, раскидали.

Крупная черная галка подлетела, клюнула лиловый бок откатившегося плода и тут же, кем-то напуганная, поднялась на крыло. Скоро слетятся и другие.

Послушница храма торговли всё еще была здесь, сидела на широких ступенях. Игнасий опознал ее по дрожащим пальцам, комкающим платок, по заплаканному лицу, пошедшему красными пятнами. Он присел рядом, заглянув в опухшие от слез глаза.

— Как ты нашла его? Расскажи.

Женщина поморгала, будто не вполне понимая, где находится. Потом все-таки заговорила.

— Я… я услышала звук, — голос был отрешенным, безучастным, — я подумала, кто-то споткнулся и упал. Подбегаю помочь, а он… лежит, — послушница застыла, уставившись в одну точку.

— Ты видела кого-то рядом? Шаги? Голоса?

Женщина молчала. Игнасий щелкнул пальцами, привлекая ее внимание, и повторил вопрос.

— Нет. Не знаю. Не знаю, — она замотала головой и скрючилась, спрятав лицо в коленях, — кровь, везде кровь. Блеск и кровь, — бормотание было таким тихим, что Игнасий едва разбирал слова.

— Какой блеск, откуда? Расскажи. Что блестело? — Игнасий подался к ней и потряс за плечо.

Женщина молчала.

— Хватит вопросов. Тебе лучше уйти. — Жрица-целительница в желто-зеленых одеждах аккуратно, но твердо оттеснила Игнасия назад, опустилась на корточки, прикоснулась к макушке послушницы. Плечи женщины дрогнули.

— Все позади. Сейчас тебе станет лучше.

Игнасий нехотя подчинился. Целительница права. Не стоит причинять пустой вред. Он и сам все выяснит, если ему достанет на то умений и божьей милости. Возможно, люди из соседних храмов что-то видели и слышали.

Увы, но жрецы Гуа, покровительствующей утреннему зеванию, как водится, ничего не знали. Так же, как и последователи Флено, хозяина свежей выпечки. Игнасию повезло только в третьем по счету месте, обиталище Ангура, бога виноделия.

Дверь в этот храм была распахнута настежь. Не зря имя Ангура, кроме вина, означало еще «радушие» и «гостеприимство». Игнасий отвел в сторону тяжелую гроздь, свисавшую на уровне лица, и огляделся. Стены и потолок алтарного зала увивал виноград. Сквозь решетчатый, как в перголах, свод лился рассеянный утренний свет. Искусно выкованные медные плети с блестящими ягодами переплетались с живыми листьями и стеблями. Пахло свежей зеленью и молодым вином. Прямо напротив входа, возле алтаря, мялся тучный жрец в длинной светлой хламиде. Его плечи были опущены, толстые пальцы сплетались и расплетались. Глаза смотрели неуверенно, со страхом.

— Да пребудет твой бог в блеске и славе, — вежливо поздоровался Игнасий.

— Да пребудет, — эхом отозвался жрец.

— Не говорил ли ты сегодня утром со служителем Хрустальной Тимарет?

— Я не виноват в его смерти! Я тут вообще не при чем! Это была случайность! — голос к концу фразы засипел и сорвался в тонкий крик.

Игнасий криво усмехнулся. Случайности в этом городе, полном людей и высших сил, происходили на каждом шагу.

* * *

В рабочем кабинете отца Далассина, настоятеля храма Истины, было светло. Лучи солнца проникали меж облаками и раздернутыми шторами и пятнали пол золотистым, чуть-чуть не дотягиваясь до тяжелого дубового стола и пары кресел. В одном из них, откинувшись на спинку и полуприкрыв глаза, расположился жилистый сухой старик. В кресле напротив сидел Игнасий, невысокий молодой мужчина, с виду около двадцати лет, русоволосый, сероглазый, с мягкими чертами лица. Оба были одеты в традиционное для