Затерянный мир - Валерий Увалов

Валерий Увалов

Затерянный мир

Пролог

Московское царство, 1609 год

Как и всегда, после жаркого лета месяц руян[1] принес такие сильные ветра, что забурлили, заревели реки. По небу до самого горизонта растянулись черные тучи, и все живое вокруг попряталось, ожидая влаги, которая вот-вот обрушится сверху. Но за два часа на землю не упала ни одна капля дождя, лишь ветер гнул высокие сосны, будто намереваясь их сломать. Иногда на небе появлялась раскидистая паутина молний, разгоняя сумрак, окутавший окрестности, и следом раздавался оглушительный гром, заглушающий треск деревьев.

Именно поэтому Васька продирался сквозь заросший подлесок, как кабан, не разбирая дороги и ломая молодые кустарники, не опасаясь, что его услышат. Ветки хлестали ему по лицу, оставляя небольшие царапины, его зипун и порты все изодрались, не говоря уже о лаптях, но это его не останавливало. Больше всего он хотел успеть — успеть предупредить, что в поселок идет беда.

Неожиданно кустарники резко закончились, и, не ощущая препятствий перед собой, Васька пару раз взмахнул руками, раздвигая невидимые ветки, и со всего маху плюхнулся лицом в траву. Долго он не разлеживался, тут же встал на четвереньки, чтобы осмотреться. И, конечно, это оказался не край леса, а всего лишь небольшая поляна, на которой не было ни единого деревца или кустика — только невысокая трава.

«Тут точно без нечистого не обошлось», — подумал Васька и на всякий случай встал на колени, продолжая тяжело дышать, и, глядя в небо, три раза перекрестился. И когда на третий раз его рука пошла вниз, завершая животворящий крест, огромная капля воды упала ему прямо на лоб. Через секунду еще одна, а затем хлынул такой ливень, будто вся небесная влага разом решила выплеснуться на эту небольшую поляну.

Васька прикрыл лицо руками, пытаясь укрыться от стремительно усиливающегося ливня, но это было бесполезно — он мгновенно промок до нитки. Тогда он поднялся на ноги и поглядел в небо, чувствуя, как вода стекает по его щекам и подбородку. А лес, который еще минуту назад угрожающе шумел, словно смолк, уступив монотонному стуку капель.

— Чем мы прогневили Тебя, Всевышний?.. — пробормотал Васька одними губами и обернулся туда, откуда прибежал.

Несмотря на ливень, в воздухе отчетливо слышался запах горелого дерева. И вот на небе показалось облако дыма. Васька даже представил, каким должно быть пожарище, чтобы он смог учуять его с трех верст. «Бесчинствует самозванец», — подумал он и еще раз перекрестился.

Вот уже одиннадцатый год как в землях царства Московского неспокойно. После смерти последнего царя из рода Рюриковичей на престол претендовали все кому не лень. Нету крепкой власти на Москве, а значит, и защитить простой люд некому, и всякие воры, возомнившие себя царевичами, сеют на родной земле смерть и разорение. В Тушино сидит уже второй такой самозванец, якобы Дмитрий Иванович, чудом спасшийся сын Ивана Грозного, но чинит бед хуже супостатов.

Васька потряс кулаком в направлении деревни, откуда он бежал, там как раз и творили свои бесчинства отряды самозванца. И вдруг услышал какой-то посторонний шум — сердце тут же ухнуло в пятки. Среди стволов сосен ему стали мерещиться люди тушинского вора, но он продолжал стоять раскрыв рот от страха, не в силах вдохнуть. В это мгновение грянул гром, заставивший Ваську подпрыгнуть на месте, и, чуть ли не развернувшись в воздухе, он с еще большим упорством рванул в противоположную сторону от померещившейся ему картины.

Каждый шаг отдавался болью в натруженных ногах, каждый вдох был тяжелым от бьющего в лицо ветра и проливного дождя. Пробежав без памяти полсотни сажень, он вспомнил, что времени у него в обрез, — нужно предупредить, чтобы хоть кто-то успел спастись. Быстро сориентировавшись, Васька повернул в нужную сторону.

Он не заметил, как пробежал еще версту, и, наконец, выскочил из леса, уткнувшись в тын крайней избы. Ухватился обеими руками за жерди и, тяжело дыша, стал осматриваться, решая, в какую сторону рвануть теперь. Из-за дождя уже на расстоянии пятидесяти сажень ничего не было видно, но храм Господа возвышался над всеми постройками, поэтому был хорошо различим на фоне серого неба.

Сглотнув образовавшийся в горле комок, Васька рванул по улочке, ведущей прямиком к центру поселения. Бежать по превратившейся в болото поселковой дороге оказалось сложнее, чем по подлеску, но Васька, то и дело проскальзывая на месте и размахивая руками в попытках удержать равновесие, упорно продолжал продвигаться вперед.

На улице не было ни людей, ни животины — все попрятались от непогоды, даже дым не шел с печных труб. Но это было не важно, главное — добежать до церкви, отыскать отца Акинфия и рассказать все ему, а уж он-то знает, что делать.

По мере приближения к центру поселения избы бедняков постепенно сменялись жилищами более зажиточных людей, — это хорошо было видно по высоте заборов и по тому, из чего они состоят. Васька лишь краем глаза замечал эти перемены.

Наконец он добежал к входу деревянного храма и, не останавливаясь ни на секунду, ворвался внутрь. Васька не обратил внимания на множество прихожан, стоящих в храме, и громогласный голос отца Акинфия, читавшего молебен.

— Беда! Беда! — заголосил он что есть силы и, игнорируя окрики, стал протискиваться к алтарю.

Он опомнился, только когда выскочил на свободную площадку, где одетый, как и положено по сану, стоял хмурый отец Акинфий, а со стен храма и алтаря, будто с укоризной, смотрели лики святых. Васька вдруг почуял запах ладана и рухнул на колени, начав неистово креститься, бормоча себе под нос:

— Прости меня, Господи, грешного…

Отец Акинфий, глядя на такое усердие и перепуганное лицо Васьки, умерил разгоравшийся внутри гнев по поводу прерванной молитвы и пару раз кашлянул в кулак. В тишине кашель прозвучал как гром среди ясного неба, а затем раздался басовитый голос:

— Что за беда привела тебя в храм Божий, отрок Василий?

«И так кругом смута на землях русских, разбойники бесчинствуют, голод и прочие лиха, что может быть хуже?..» — думал отец Акинфий, пристально уставившись сверху вниз на все еще крестящегося Василия. Тот еще пару раз сотворил животворящий крест и, не вставая с колен, с мольбой во взгляде заговорил:

— Беда, отец Акинфий! Беда-а-а!

— Да, слышал я уже! —