Рулевой. Книга 2. Испытание водой - Август Туманов

Рулевой. Книга 2. Испытание водой

Глава 1. Допрос

Когда меня подсаживали на заднее сиденье вполне современного внедорожника с синей полосой по борту и надписью «Полиция», я оглянулся. Настя с кем-то говорила по телефону, не отводя от меня взгляда. В какой-то момент наши глаза встретились и она помахала мне рукой, подняв сжатый кулак над плечом. Как я понял, это должно значить что-то типа «Держись». Я кивнул в ответ и забрался в машину. По обеим сторонам от меня расселись молодые парни, участвовавшие в задержании. Судя по всему, следователь поедет на какой-то другой машине. Минут через десять напряжённого молчания мои спутники немного расслабились, видя, что я не предпринимаю никаких агрессивных действий. Это было заметно по тому, что они расселись удобнее и даже начали продолжать ранее начатую беседу. Конечно же, не со мной. — Так что ты про ту с Октябрьской рассказывал?

— Ага. Ну, в муке сидела. Вся кухня — как пекарня после взрыва.

— Ну, и что потом? Очнулась?

— Не. Ну как. В смысле — очнулась, но глаза совершенно пустые. Сидит и шепчет про тесто.

— Какое ещё тесто?

— Ну… типа «не забудь дрожжи», «всё поднимется», «смешай и повтори». Примерно тоже на стенах было написано. Пальцем, как будто на запотевшем зеркале.

— Жутко. А с руками что там было, говоришь?

— Мягкие они стали. Как батоны такие длинные. Прямо тронешь — они продавливаются внутрь. Пульс есть, но кожи как будто нет.

— Вот ты заливать здоров, Юсупов! Врёшь наверняка.

— Да когда я врал-то? Хочешь, сам в их отдел метнись. Тело увезли, но фотки там остались. Повариха та теперь как опара живая. Нам, кстати, по пути. — Не, не будем никуда заезжать. У нас, вон, особо опасный гражданин с неясными намерениями. Постепенно разговор полицейских прекратился — судя по всему, кончились забавные служебные истории. А ещё минут через пятнадцать мы подъехали к отделению полиции. Оформление в дежурной части много времени не заняло. Потом меня провели в кабинет, где откатали отпечатки пальцев на руках, сделали фото во всех ракурсах и даже сняли видео с образцами голоса. Улыбаться на этих фото мне почему-то не хотелось. После процедур отправили в обезьянник, что располагался в том же помещении дежурки, дожидаться следователя — у него было много дел и без меня. Когда за моей спиной захлопнулась железная решётчатая дверь, я подумал, что всё-таки здорово, что меня приняли после обеда, а не до. В этой небольшой камере на данный момент других постояльцев, кроме меня не было. Я присел на краешек привинченной к полу лавки. В голове было совершенно пусто. Думать ни о чём не хотелось, поэтому невольно стал прислушиваться к звукам в комнате дежурного. Сначала полицейские обсуждали футбол. Потом выписывали пропуск какому-то разговорчивому человеку с акцентом. Отвечали по очереди на бесконечные телефонные звонки. А потом я услышал кое-что более интересное.— …ты в детскую поликлинику на Сосновой ходил когда-нибудь?

— Да что мне там делать?

— Хах, ну да. У тебя же все дети взрослые. Ну вот. А я вчера там был. Жену забирал, она дежурила. И там медсестра мне такое рассказала…

— Ага. Давай, Семёнов. Сейчас будет байка про чёрта в халате?

— Не-не, серьёзно. У них на осмотре был мальчонка. Лет семи. С виду — обычный. Только одна фишка: тени у него нет.

— В каком смысле?

— В смысле яркий свет на него падает, а он просто стоит. Ни от ног, ни от рук — ничего. Даже рядом на стенах — пусто. Как будто сквозь него проходит.

— Да ну тебя, Семёнов.

— Говорю тебе. Врачи сначала думали, что лампы глючат. Перепроверили — всё норм. Другие пациенты — с тенями, как положено. А у него — как будто аномалия какая.

— Бывают же дистрофики... Настолько худой такой? Или стоял под углом?

— Да хоть вверх ногами поставь. С ним фоткались, видео снимали. И вот что дальше…

— Ага, давай, жги.

— На утро — у всех, кто снимал, стёрлись файлы. Но главное — люди забыли, кто это был.

— Ну всё, Семёнов, хватит…

— Ну память отключилась почти у всех. Учительница в журнале увидела его фамилию — а вспомнить ребёнка не может. Вот вроде был такой, да, но как выглядит — не помнит. В школе никто его вспомнить не может, даже одноклассники.

— А сам пацан что говорит?

— Да ничего. Молчит. Вообще. Ни да, ни нет. Только смотрит. И улыбается. Без эмоций. Просто… как будто что-то знает.

— Я думаю, Семёнов, ты в корень загнался. Ну ладно, а что его родители? Что говорят?

— Да, загнался. Дальше слушай. Мать, оказывается, пропала ещё в роддоме. Её никто оттуда не выписывал. В документах — «переведена», но куда — неизвестно. Написано неразборчиво. Та палата до сих пор пустая стоит, с надписью «Ремонт». Хотя никаких работ внутри не ведётся. Кстати, зеркала в палате были заклеены.

— Зачем заклеены? Ладно, а отец?

— Нет отца. Опекун — старуха какая-то, в кошельке у неё вместо фотки внука — кусок чёрного пластика.

— Страшно, блин, Семёнов. Хорошо, что не на ночь рассказывать начал.

— Ага. И ещё. Его фамилия — такая же, как у старого охранника с Шоссейной, который…

— Тот, что умер в душевой?

— Ну да.

— …ладно, всё, молчи. Не хочу знать. Дай чай допью спокойно.

— Хе. А ты потом не удивляйся, если увидишь кого-нибудь в камере без тени.Потому что такие, говорят, сначала просто стоят. А потом — уходят. И за ними что-то выходит. Посмотри сходи, у этого, как его там, Каримова, тень есть? Послышались шаги, но со стороны дежурки ко мне никто не заглянул. Я хмыкнул — неинтересна им моя тень, что ли? Покрутился немного, огляделся. Есть, нашёл, вот она, родимая. Хмыкнул ещё раз. На фоне последних событий это выглядело даже каким-то приобретением. Но размышления мои прервал невидимый посетитель, вошедший в дежурное помещение. — Семёнов, Исаев, как надо приветствовать начальника? — строго спросил вошедший. В ответ раздалось