Не в этот раз - Максим Владимов

Не в этот раз

Глава 1

Проснувшись, я ещё какое-то время старательно жмурил глаза, натягивал на себя одеяло и пытался дышать носом — вдруг получится уснуть. Дело, конечно, безнадёжное — пора бы и привыкнуть. Вот уже лет тридцать, как у меня проблемы со сном, и если под утро проснулся — то уж нипочём не уснуть обратно, проверено. Сдавшись, я открыл глаза и уныло уставился на тёмную стену напротив окна. Совсем рано ещё, даже не начало рассветать, часа четыре, небось? В лучшем случае — пять. Весь день насмарку, варёный буду… Впрочем, это неважно — куда мне оно, зачем? Не нужна энергия больше, проехали. Хорошо, хоть не болит ничего — уже счастье, по нынешним-то временам.

Так, стоп: как это — «не болит»? Да не может такого быть! Я норму анекдота про «если после 40 ничего не болит, то ты, вероятнее всего, тупо умер» выполнил заранее, досрочно, что ту пятилетку! Уж не преставился ли я тут, часом? Так вот, по-тихому, одним днём, чтоб не беспокоить никого. Чтоб без больничек, реанимаций и прочих неудобств для себя и родных… а мысли все эти дух-душа думает, или чего там у истинно правоверного атеиста быть должно?

Я несмело ущипнул себя за ляжку дрожащими пальцами — хм. Больно. Щипнул ещё, поактивнее. А теперь проняло по-настоящему! Но вот всё остальное не болит. «Ну уж голова-то — должна⁈» — подумал я с какой-то даже, не поверите, надеждой. Покрутил шеей так, эдак — ничего! Даже тяжести нет — выспался! Что-то тут не так. Но вставать всё равно не хочется — и не буду.

Однако, голос — который я меньше всего ожидал сейчас услышать! — подбросил на кровати вместе с одеялом на метр, не меньше:

— Гриша! А ну вставай немедленно! В школу опоздаешь!

В… школу? Я? Опять⁈ Впрочем, это, видимо, всё-таки сон. И знаете, что скажу? Это хороший сон! На такое я согласен. Я прикрыл глаза поплотнее и приготовился смотреть это кино дальше. А если мне тут ещё и поучаствовать удастся — как в игрушке, компьютерной… всё бы отдал, кажется!

Только вот кажется мне, что мне не кажется. Свесил руку вниз, с опаской коснулся пальцами пола. Холодный. Есть один маркер… пошарил рукой, гладко, гладко, есть! Ну точно: пол — дощатый. Крашеный. Тыщу лет уже такого нет нигде в квартирах, а раньше — сколько угодно. Коричневой такой краской крытый, «сурик» называлась, кажется… И щели между досками — ну, это понятно: зима, отопление. Хотя, это всё внешнее, а привидеться могут любые детали, тем более, что ну вот вспомнил же я про этот пол? Смотреть надо на себя!

Я поднялся на локте и вперил взгляд в стеклянные дверцы книжного шкафа — видно чего-нибудь? И с явственным холодком вдоль хребта увидел примерно то, чего так ждал. И боялся. Мелкий, тощий. Голый — до пояса, по крайней мере. Тёмные волосы. Пацан. Я.

— Гри-ша!

Кричала мама, с кухни. Или из прихожей, и моей комнаты направление совпадает. Прихожая даже вероятнее: сейчас мама должна уходить на работу — ей к восьми, на полчаса раньше, чем мне. Добираться ей чуть дальше, но зато она большую часть пути едет на автобусе, а я в него никогда не могу влезть — мал ещё, затопчут, потому приходится идти пешком. По дороге, как водится, полно всякого интересного, потому я часто опаздываю, вот мама и бдит.

«Не полно, а дополна», — авторитетно высказался внутренний голос. Ну да, точно — в детстве мы только так и говорили. И ещё «чо», и вообще всё на «о». Как бы мне с моим тридцатилетним стажем московского аканья не влипнуть тут в историю… Да что там «чо»⁈ Я вообще не помню ведь ни черта! Никогда не отличался тягой к былому — и в городе детства не был ни разу лет за… очень много. С институтских каникул. Одноклассников не помню, учителей. А соседи⁈ Тогда, в моём детстве, попробуй не узнай кого — скандал же будет на весь белый свет! И родителям на вид поставить не постесняются. А у меня ещё и память на лица плохая — ой-ой-ой…

Впрочем, это я что-то раньше времени загрузился, совершенно не к месту: по коридору застучали каблуки — мама, обеспокоенная тем, что я не отвечаю, решила пришпорить события:

— Так, Григорий Владимирович! Это ещё что за фокусы⁈

— Всё-всё-всё, мама, встаю! — заблажил я, вскакивая, снова вместе с одеялом.

А горло-то перехватило меж тем — Господи, какая молодая! Высокая, стройная, даже по темноте вижу искорки в глазах! Одета масштабно, по-зимнему, у нас тут не забалуешь, выше нуля становится только где-нибудь в мае. Но сапоги всё равно модные, кожаные, на каблуке! Где и взяла только — ясно, что в магазине таких сроду не бывало. Похоже, я наконец всё сделал правильно — мама погрозила пальцем, пряча улыбку, развернулась и поцокала на выход.

А я скинул одеяло на кровать и принялся ощупывать сам себя. Ну да, похоже, похоже… на курицу советскую похоже! Такой же тощий и мосластый. И синий, уверен, если свет включить — как-то тут свежо. Ну, понятно — вон, форточка внутренней рамы открыта, а окна-то — все в морозных узорах! Похоже, похолодало, но раз мама отправляет на уроки — значит минус 30 нет, иначе ей бы позвонили из школы. У нас в доме — пятиэтажная хрущёвка — всего три телефона, школьник в квартирах со связью всего один — я, и потому при отмене занятий сигналят всегда маме, а она уже предупреждает остальных родителей.

Так, это я уехал куда-то не туда. Школу сачкануть не получится — классная враз начнёт трезвонить маме на работу, заимела она с некоторых пор такую моду. Значит, собираться надо пошустрее, чтоб не портить всем настроение и дневник очередной записью. Или… я замер с синими школьными брюками в руках. А ведь теперь я, получается, всё знаю наперёд? Всё-всё-всё? И про себя, и про страну. Про то, что будет, как будет, что нужно, что важно, что критически необходимо, а что и выкинуть? И вот прикол — выкинуть-то придётся ведь почти всё! Всё, ради чего я всю жизнь упирался, по большому счёту!

Я растерянно сел на кровать, забыв выдохнуть.

* * *