Танец Клинков: Академия убийц - kv23 Иван

kv23 Иван

Танец Клинков: Академия убийц

Книга 1: Тень позора

-

ПРОЛОГ: ДВА КОНЦА, ОДНО НАЧАЛО

-

ГЛАВА 1 Последний танец

Москва. Октябрь. 19:45.

Фасад Большого театра заливала парадная подсветка. Прожекторы били снизу вверх, скрывая микротрещины на колоннах и следы московской копоти на квадриге Аполлона. На Театральной площади было тесно: черные седаны с правительственными номерами, туристические автобусы, перекупщики, толкающие билеты по цене подержанной иномарки. Очередной юбилей. Очередное гала-представление. «Лебединое озеро». Билеты были распроданы полгода назад.

Внутри, в партере и ложах бенуара, пахло дорогими духами, выдержанным коньяком и той особенной, сладковатой пылью, которая копится в бархатных портьерах десятилетиями. Две тысячи человек ждали чуда. Министры, бизнесмены, иностранные послы — сегодня здесь собрались те, кто привык получать лучшее.

За кулисами чудес не было. Там пахло работой: едкой канифолью, мужским потом, лаком для волос и разогревающей мазью с пчелиным ядом. Сквозняки гуляли по коридорам, заставляя кордебалет кутаться в шерстяные кофты поверх пачек.

Гримёрка № 3. Третий этаж.

Анна Королёва сидела перед зеркалом на жестком стуле. Спина прямая, подбородок приподнят — не поза, а профессиональная привычка, въевшаяся в позвоночник. Она смотрела на свое отражение, но видела не Одетту в белой пачке, расшитой стразами Сваровски. Она видела износ материала.

Двадцать восемь лет.

Для бухгалтера или инженера — начало карьеры. Для примы-балерины — финишная прямая. Организм выработал ресурс. Связки потеряли эластичность, суставы стерлись. Каждое утро начиналось с ревизии боли: где сегодня ноет сильнее — в пояснице или в колене?

Анна перевела взгляд на свои ноги. Ступни были заклеены пластырем в три слоя. На правом голеностопе — жесткий тейп, фиксирующий сустав. Кожа на пальцах была грубой, мозолистой, деформированной годами нагрузок. Это не ноги принцессы. Это ноги шахтера, только шахта у нее другая.

Она взяла новые пуанты. Розовый атлас, жесткий стакан, кожаная подошва. Анна проверила молотком жесткость коробочки — слишком твердая. Она ударила пуантом об угол стола. Раз, другой. Звук был сухим и громким, как выстрел. Нужно разбить клей, размягчить основу, чтобы туфля села по ноге, а не стояла колодкой. Иначе — кровавые мозоли через пять минут.

Затем — канифоль. Она натерла подошвы и носки пуантов желтым порошком. Трение — это жизнь. Скользкий пол — это травма. На сцене Большого пол хороший, но рисковать нельзя. Одно неверное движение, одна поскользнувшаяся стопа — и карьера окончена.

Анна начала завязывать ленты. Это был ритуал, важнее молитвы. Лента должна обхватывать щиколотку плотно, но не пережимать кровоток. Слабый узел — риск подвернуть ногу на приземлении. Тугой узел — судорога икроножной мышцы в середине акта. Анна затянула узлы, спрятала кончики внутрь и закрепила лаком.

Она знала свою анатомию лучше, чем штатный хирург театра.

В левом колене мениск стёрт на шестьдесят процентов. При каждом глубоком плие сустав издавал тихий щелчок. Врачи говорили: «Нужна операция». Анна отвечала: «В следующем сезоне». В поясничном отделе — две протрузии, L4-L5. По утрам спину приходилось «разлеплять» по двадцать минут горячим душем. Правая стопа деформирована: косточка большого пальца выпирает, ногти на мизинцах отсутствуют как класс — они просто не успевают отрастать, сбиваясь в кровь.

— Королёва, на выход! — гаркнул динамик селектора над дверью. Голос помрежа звучал устало и раздраженно. График сдвинулся на пять минут из-за речи спонсора.

Анна встала.

Прошлась по гримерке. Пол скрипнул. Тело отозвалось привычным набором сигналов: тянет пах, ноет поясница, горит мозоль на пятке. Боль была фоновым шумом, как гул кондиционера. Если ничего не болит — значит, ты умерла.

Она подошла к столику, взяла пузырек с аммиаком, вдохнула резкий запах. Мозг прояснился. Зрачки сузились. Адреналин начал поступать в кровь.

На стене висели фотографии. Анна в роли Жизели — воздушная, невесомая, призрак любви. Анна в роли Китри — огонь и страсть, веер в руке как оружие. Анна с президентом, Анна с министром культуры, Анна с букетом роз размером с нее саму.

Ни одной фотографии с семьей.

Семьи не было. Родители погибли в автокатастрофе под Тверью, когда ей было пятнадцать. Тетка оформила опекунство ради выплат, но Анна жила в интернате хореографического училища. Интернат научил ее главному: никто не поможет. Ты одна. Твое тело — твой единственный актив.

Друзей тоже не было. Были коллеги. Люди, с которыми делишь станок, гримерку и сцену. Люди, которые улыбаются тебе в лицо и проверяют, не подрезал ли кто-нибудь ленты на твоих пуантах перед выходом. Конкуренция в балете жестче, чем в спецназе. Здесь едят слабых. Здесь нет места жалости. Если ты упала — через тебя перешагнут.

Мужчины? Были. Эпизодически. График репетиций с десяти утра до десяти вечера убивал любые отношения. Усталость убивала либидо. Последний, архитектор Андрей, ушел три года назад. Он сказал: «Ты замужем за театром, я не хочу быть любовником». Он был прав. Театр был ревнивым мужем. Он требовал всего времени, всех сил, всей жизни.

Анна вышла в коридор.

Спустилась на сцену. В кулисах было темно. Техники в черном проверяли тросы декораций. Кордебалет разминался, держась за задники. Кто-то крестился. Кто-то плевал через левое плечо. Кто-то проверял телефон, пряча экран в ладонях.

Анна не верила в приметы. Она верила в физику. Масса, ускорение, инерция, центр тяжести. Балет — это не магия. Это биомеханика. Это знание законов Ньютона и умение обмануть гравитацию на долю секунды.

Она встала на точку выхода. Позиция номер один.

Музыка Чайковского изменилась. Тревожные, нарастающие аккорды финала. Буря на озере. Злой гений торжествует, принц предал клятву, Одетта обречена.

— Пошла, — шепнул помреж в гарнитуру.

Анна шагнула из темноты кулис в слепящий свет рампы.

Температура на сцене — плюс сорок градусов. Свет софитов жарил кожу. Глаза мгновенно адаптировались к яркости.

Тело включилось. Мозг перешел в режим бортового компьютера. Эмоции отключились. Осталась функция.

Гран-жете ан турнан.

Толчок. Взрывная сила мышц бедра выбрасывает тело вверх. В полете — поворот корпуса. Ноги раскрываются в шпагат. Угол — 180 градусов. Спина жесткая, держит ось вращения. Руки мягкие, создают иллюзию крыльев, но на самом деле работают как стабилизаторы.

Приземление. Ударная нагрузка на стопу равна четырехкратному весу тела. Амортизация: носок, пятка, колено. Плие. Выход в арабеск.

Зал взорвался аплодисментами. Они видели полет. Они видели умирающего лебедя. Анна чувствовала трение суставов, натяжение связок и соленый пот,