Хроники Великих Магов. Абрамелин - Алексей Евгеньевич Аберемко

в библиотеке и для сидячего письма. Ещё было два разновеликих шкафа и сундук. У входа в стену встроен камин, отапливающий одновременно и кабинет и библиотеку. В камине весело потрескивали горящие поленья. Перед камином стояли два кресла для беседы и столик на низких ножках. На железной решётке над дровами подогревался медный чайник. Посередине комнаты стоял массивный дубовый стол, вокруг которого стояло шесть стульев и одно кресло.

Крамер вошёл и замер перед дверью, покорно склонив голову. Приор Ордена святого Доминика, пробощ32 Шлеттштадтского пробства33, он же директор латинской школы, отец Фарамонт занимал эти должности ещё задолго до прихода Генриха в школу. Лет ему было уже за шестьдесят. Телосложением был тучен, что при высоком росте и широких плечах вызывало трепет у всех учеников, да и у большинства монахов. Сейчас приор стоял спиной к двери, смотрел в окно на улицу. Одет он был так же, как и другие братья ордена – в белую тунику с серой пелериной. Вот только шерсть рясы была настолько белая, что казалось, что светится, а на груди красовался деревянный крест из драгоценного палисандра. Услышав звук открываемой двери, Фарамонт постоял ещё немного, потом повернулся. Почувствовав неприятный запах, повел мясистым носом, но не стал акцентировать на этом свое драгоценное внимание, перейдя к главному:

– Брат Крамер, – обратился по фамилии, подчеркивая, что разговор предстоит официальный, – ты уже давно окончил школу. Мне бы хотелось услышать, как ты планируешь жить дальше.

Голос у мужчины был низким, насыщенным обертонами. Хотя он говорил всегда тихо, слышно было на значительном удалении. Эта особенность голоса приора особенно сильно воздействовала на учеников и прихожан, когда он проповедовал или вел службу. Казалось, что с тобой его устами говорит сам бог. Генрих хотел что-то сказать, но приор продолжил:

– Не перебивай! Я знаю, и ценю твое рвение преподавать в школе. Однако, твои толкования трудов Исидора Севильского34, Блаженного Августина35 и Петра из Блуа36 я бы назвал, весьма радикальными. Ко мне обратилась Сюзанна фон Шустер, жена нашего бургомистра. Их сын Гюнтер посещает занятия в воскресной школе. Она просила разъяснить, действительно ли в трудах богословов и теологов указано, что женщину бог создал хуже любого животного, немного полезнее гадов ползучих и место её у ведра для дойки коровы, приложением к которому она и является. Я негласно послушал несколько твоих лекций. Мне они больше показались похожими на проповеди перед крестовыми походами на еретиков.

Тем временем муха под рясой пересела на спину смиренно стоящего послушника и стала ползать. Фарамонт подошел и сел в кресло за стол. Крамеру сесть не предложил. Минуту или две рассматривал вошедшего, потом продолжил разговор:

– Я противник всякой ереси, однако, думаю, что нужно разделять иноверцев по рождению и воспитанию, колдунов, вредящих христианам своими малифициями37 и одержимых Дьяволом. После Гуситской еретической бойни и столетней войны империя ослабла. Многие заколебались. Чуть перегнешь палку, новая бойня. С еретиками нужно бороться, но не поднимать на это целую войну. Хотя работаешь ты прилежно, продавать индульгенции могут и старшие ученики. Его преосвященство, архиепископ Кёльнский, преподобный Вильгельм фон Генек, довольно умеренно выделяет средств на содержание школы. И хотя, следуя заповедям святого Доминика, монахи не требовательны к мирским удобствам, содержание бесполезного рта в школе менее предпочтительно, чем закупка новых книг, или приглашение грамотного преподавателя.

Говоривший сделал паузу. Генрих снова хотел заговорить, но тут открылась дверь. Вошёл Николас, приблизился к камину, взял чайник, достал из шкафа простой серебряный кубок, налил в него из чайника парящую жидкость и подал приору:

– Выпейте, ваше преподобие, – сказал он почти повелительно, – перед обедом лекарь велел пить. Для желудка, – промолвил парень уже смиреннее.

Щекотание мухи на спине становилось невыносимым. Генрих про себя стал читать молитву мученика Тифона38 против мышей и насекомых. Приор медленно, обжигаясь, выпил поданное лекарство, вытер крупные губы поданной салфеткой и продолжил, снова обращая внимание на стоящего послушника:

– Наша школа приветствует глубокое изучение теологии и закона божия. К наукам у тебя, как я понял, способность своеобразная. Изучая труды великих мыслителей, выхватываешь мысли радикальные, без привязки к нынешнему развитию общества, добавляя максимализм любимых тобой рыцарских романов. Так теологом не станешь, а преподаватели изящной словесности нам не надобны. Можешь идти в мир, но там ты скорее по миру пойдешь, – шутка получилась грубой, ни говоривший, ни слушавший не улыбнулись, – предлагаю тебе перейти в монастырь Конк39. Там каждому дело найдут. Что ты об этом думаешь? Сопроводительное письмо я напишу с лучшими рекомендациями.

Генрих стоял ошарашенный новым поворотом своей судьбы. До этого он особо не задумывался о своём будущем. Получая еду и кров, а также небольшое, но стабильное жалование, бывший ученик прилежно брал в библиотеке школы книги великих теологов Фомы Аквинского40, Блаженного Августина. Книги прилежно изучались и менялись в положенное время. Вот только читал Генрих еще и другую литературу. Друг детства Жак, перенявший управление отцовской пекарни, стал зажиточным горожанином господином Бишо. Он мог позволить себе быть любителем дорогущих приключенческих романов. После прочтения Жак снабжал ими друга, поэтому вместо наук, в свободное время терциарий Генрих изучал «Песнь о Роланде»41, «Роман о Тристане и Изольде»42, книгу о своём знаменитом тезке «Бедный Генрих»43. Особенно же ему нравилась «Жизнь Мерлина»44 о великом колдуне прошлого. То, что об этом известно приору, было сродни удару молнии в ясный день. Воистину, у стен есть не только уши, но и глаза.

В эту самую секунду решалась вся дальнейшая судьба Крамера. Слухи про монастырь Конк ходили разные. Говорили, что нравы там жёсткие. Среди монахов установилась негласная иерархия, в которой, чтобы добиться комфортного места, нужно себя чем-то зарекомендовать. Причем зачастую место на вершине достигалось не упорным трудом и молитвами, а грубой силой. Новичкам же доставалась самая тяжёлая и неприятная работа. Такой порядок негласно поддерживался и Аббатом и настоятелями монастыря, потому что это действительно был порядок, и он не доставлял старшим монахам хлопот. В пробстве Генрих тоже не был на лучшем счету, и тоже подвергался нападкам со стороны некоторых монахов, но здесь их было значительно меньше. Нужно было срочно что-то придумать. Думать мешала муха, ползающая по спине. Благодаря нечеловеческому усилию воли мозг активизировался. Генрих, не успев обдумать пришедшую мысль, выпалил:

– Направьте меня в Кёльнский университет. Или в Гейдельбергский. Я дальше хочу учиться! Хочу дальше развивать знание Закона Божия. А к романам