Военкор - Михаил Дорин

— Вот это я помню. Какой же был запах…

Он говорил негромко, не мешая процессу.

Через десять минут я сделал вторую промывку, убирая химию. Снял крышку и осторожно за края достал плёнку.

Кадры проступили. Я повесил плёнку на шнур, щёлкая прищепками, и она начала медленно покачиваться, как маятник.

Казанов подошёл ближе и внимательно посмотрел на плёнку.

— Там что-то есть? — спросил он наконец.

— Есть, но пока ничего не понятно. Подождём. Сухой кадр не соврёт.

Когда плёнка чуть подсохла, я выбрал нужный кадр. Контрастность была отличная, Зернистость была на высоте. Вставил в фотоувеличитель, выставил масштаб.

Казанов стоял всё так же тихо, будто опасался, что его догадки станут реальностью.

Положил бумагу на столик фотоувеличителя, щелкнул лампой фотоувеличителя, отсчитал несколько секунд экспозиции. Выключил фотоувеличитель и в красном свете стал обмакивать фотобумагу в ванночке с проявителем. На снимке медленно начали выплывать очертания. Главное не передержать. Я дождался когда очертания станут реалистичными и чёткими, быстро вынул пинцетом фотокарточку. Промыл в ванночке с водой и опустил в ванночку с фиксажем. Осталось подождать, а затем промыть и высушить на глянцевателе.

— Готово, — сказал я не оборачиваясь.

Казанов подошёл почти вплотную, взглянул… и застыл. Лицо у него не просто изменилось, оно стало другим.

— С-сука…

Глава 4

Столь красноречивого комментария от представителя Комитета я не ожидал.

— Вообще-то, на фотографии — мужики, — заметил я с иронией не сдержавшись.

— На фотографии — сволочи, товарищ Карелин, — спокойно, но с нажимом ответил Виталий Иванович.

Он на мгновение прикусил губу, будто прятал раздражение.

— Такие, что вы бы их без лишних слов пристрелил при встрече? — спросил я.

— Возможно. Если бы они не были носителями нужных нам сведений.

Виталий протянул снимок мне.

— Никого не узнаёте?

На фото было уличное кафе под большим навесом. В глаза бросилась табличка с большими буквами на арабском и французском языках: Rue Hamra.

Я припомнил, что ехал по этой улице… точно! От неё пара кварталов до отеля «Коммодор», который предпочитали западные журналисты.

За столом на пластиковых стульях сидели трое. Один — «прибитый» нами сегодня Радван. Рядом с ним полный араб с круглым лицом, бородатый, в солнцезащитных очках. На столе рядом с ним лежал тёмный берет.

Третьим за столиком был человек лет пятидесяти с седыми волосами и аккуратной бородкой, явно европейской внешности. Он носил светлую рубашку с коротким рукавом. На запястье часы, сигарета между пальцами.

— Узнаю только Радвана, — я вернул снимок Казанову.

Тот не ответил сразу, но глаза сузились, когда он коснулся фотографии рукой.

— Жаль, товарищ Карелин. Берите снимки, и идём на кухню.

Он вышел из ванной, временно оборудованной под фотолабораторию.

Я собрал фотографии и вышел следом.

Над Гирей закончили «колдовать», и он уснул. Казанов позвал всех на кухню, пока я раскладывал фотографии на столе. Как только двое спецов пришли, он начал разговор.

— По первым сводкам от ливанских… товарищей, за похищением стоит группа Имада Радвана. Называются «Свободный Левант», — сказал Казанов.

Виталий Иванович молча ткнул пальцем в лицо Радвана на одной из фотографий.

— Это «дарование» сегодня было огрето фотоаппаратом по башке, — последовал комментарий одного из парней Казанова, который потом быстро посмотрел на меня.

Во взгляде этого бойца было и уважение, и удивление.

— Гиря сказал, что журналист ему череп проломил, — подтвердил боец и протянул мне руку. — Мы не познакомились. Гриф, но можно просто Юра

Я крепко пожал руку Грифу.

Этот боец был более худым, чем все остальные. У него был лоб с глубокими морщинами, голубые глаза и подбородок с небольшой ямочкой.

— Сеня. Можешь так меня и звать. Другой позывной мне никто не придумывал, — поздоровался со мной второй спец.

— А зовут как? — спросил я.

Тут уже Юра улыбнулся, а лежащий на кровати Гиря закашлял.

— Рудольф он. Так что, сам понимаешь, что Олень звучало бы не очень, — посмеялся Кирилл, сощурившись от боли в плече.

— Ха-ха! Если не я, вы бы не узнали, что Рудольф — олень Санта-Клауса.

Казанов прокашлялся, показывая всем видом, что шутки в сторону.

Виталий Иванович покосился на меня с вопросом — мол, добил или просто приложил?

— Хруст был, кровь была. А вот дырку в голове разглядывать не стал, — как есть ответил я.

Казанов перевёл взгляд на снимок с Радваном. Он смотрел несколько секунд, прежде чем продолжить.

— Радван уже мне не так интересен. Судя по столь представительной беседе в кафе, он лишь ударный инструмент. А вот первую скрипку ведёт этот «товарищ», — Казанов постучал пальцем по бородачу в чёрном берете. — Имад Мугния. Прозвище «Гиена». Так что наше предположение подтвердилось.

Вот уж действительно — мир тесен! Казанов только что ткнул пальцем в человека, чьё лицо лет через двадцать будет в папках всех разведок мира. Имад Мугния, насколько я помню, приложил руку и к терактам 11 сентября 2001 года, и к… ещё одному похищению советских граждан в 1985 году в Бейруте. Но сейчас на дворе 1984 год.

Я ещё смотрел на лицо Мугнии, когда голову прорезала боль. Резкая, сверлящая. Будто кто-то начал копаться у меня в голове без наркоза.

— Что-то болит, Алексей? — спросил Юра и настороженно посмотрел на меня.

— Последствия вчерашнего «общения» с Радваном, — сказал я и медленно помассировал виски.

Боль начала стихать, но в голове всё ещё гудело, путая мысли.

— Алексей Владимирович, вы с нами? — спросил Казанов, заметив, как я завис от осознания своих новых воспоминаний.

— Да, Виталий Иванович. Внимательно слушаю.

— Прекрасно. Тогда по делу. Кто такой «Гиена» — все в курсе?

— Правая рука Ясира Арафата, — тихо и, как показалось, разочарованно сказал Сеня.

— Абсолютно в дырочку, — кивнул Казанов. — Гиена — главный соратник нашего старого «друга» и борца за права палестинского народа. С поддержкой Советского Союза, Арафат стал лицом Организации освобождения Палестины и головной болью для Израиля.

Казанов сделал паузу, отошёл от стола и обвёл всех нас взглядом.

— Теперь вопрос, зачем ему понадобился захват в заложники наших ребят именно сейчас?

Вопрос действительно резонный. К 1984 году Советский Союз вложился в Арафата по полной. Москва дала ему оружие, обучение и дипломатическое прикрытие. И вот теперь похищение наших, как ответная благодарность. Чертовски нелогично,