Адвокат Империи 11 - Ник Фабер

— Это твои слова, — процедил Распутин. — Не мои.

— Верно, — согласился с ним князь. — Это мои слова. Но давай не будем забывать о том, что твоя полезность заканчивается, Гриша. Ты стареешь. Сколько раз тебе предлагали… нет! Даже настоятельно советовали завести себе вторую жену и продолжить род. Но нет. Ты постоянно находил глупые причины для своего капризного отказа…

— С каких пор преданность любимой женщине вдруг перестала цениться? — куда более резко, чем ему хотелось, спросил Распутин. — Хотя о чём я говорю. Обсуждать верность с человеком, который не имеет о ней ни малейшего представления…

— Ошибаешься, Гриша, — прервал его Меньшиков и предупреждающе покачал пальцем. — Просто моя верность не касается личных привязанностей. Что, в свою очередь, возвращает нас к цели моего визита. Учитывая историю своего отца и его семьи, наш молодой Рахманов может вызвать определенные и крайне острые вопросы. Или что? Вы с Уваровым считали, что сможете сохранить всё в тайне? Брось, это даже не смешно…

— Чего ты хочешь, Николай?

— Того же, чего я хочу всегда, — развёл он руками. — Безопасности и процветания империи. И если этот мальчишка не способствует этим целям, то не мне тебе говорить, что жизнь его может оказаться весьма скоротечной.

— Ну так вперёд. — Распутин приглашающее махнул рукой. — Поговори с ним. Предложи ему сладкую морковку в виде аристократического титула. Пообещай тысячу слуг и большое поместье. Место при дворе. Уверен, что его ответ…

— Его ответ будет «нет», Григорий. — Меньшиков встал из кресла. — И тебе это прекрасно известно. Признаюсь, даже удивительно, насколько он лишён амбиций…

— Он не лишён амбиций, — возразил Распутин. — Просто его устремление направлено в иное русло. Николай, парень не опасен…

— Ты не хуже меня знаешь, сколько договоров заключил его отец, — тут же оборвал его князь, и в его голосе прорезалась искренняя злость. — Сколько всего было завязано на их чёртовом проклятом даре. А ведь мой отец предупреждал, что это была плохая идея, но нет. Ведь это было так дьявольски удобно, не так ли? Ведь контракт нельзя нарушить. Что может быть лучше, чем это, правда? Мы предупреждали. Мы говорили, что опасно складывать все яйца в одну корзину, но нас не слушали. И? Чем всё кончилось?

— Я не собираюсь обсуждать ошибки прошлого…

— О-о-о! — воскликнул Меньшиков. — Так теперь измена государству у нас трактуется как ошибка прошлого? Скажи мне, Гриша, а не слишком ли долго ты играешь со своими пациентами и докторами? Или забыл, чего хотели Разумовские? Они собирались предать империю! Власть вскружила Илье голову, и всё закончилось кровавой бойней, которая забрала жизнь твоего сына и других! И теперь ты защищаешь этого мальчишку⁈

— Сын не должен страдать за грехи своего отца.

— Каждый сын платит долги своего отца! — резко прошипел Меньшиков. — Даже если он их не выбирал. И тебе прекрасно это известно. Все мы рождаемся в тени решений, которые принимали за нас. И все мы будем жить с последствиями этих проклятых решений, невзирая на то, хотим мы этого или нет!

— Чего ты от меня хочешь? — наконец спросил Распутин. — Чтобы я убил парня? Этого?

— О нет. — Меньшиков отмахнулся от его слов, будто от влетевших в кабинет надоедливых насекомых. — Оказывается, вы с Уваровым уже пытались, но, видимо, тебе не хватило решимости довести дело до конца. Я долго думал, что же такое ты положил на одну чашу весов, чтобы перевесить твою ненависть к Разумовским. Сначала предположил, что ты размяк, но…

Меньшиков посмотрел на стоящую на столе Григория фотографию Елены.

— Теперь мы оба знаем, чем именно этот мальчишка тебя купил. Елена всё ещё жива.

— Это не то, что ты думаешь…

— Да что ты? Парень уже может управлять своим даром!

— Но он не может влиять на уже заключённые контракты! — рявкнул Распутин. — Ты слышишь меня? У него нет власти над контрактами, которые заключали Илья или его дед!

Достаточно было всего одного взгляда на лицо Меньшикова, чтобы понять: тот ему не поверил.

— Да? Неужели? И откуда же ты это знаешь?

— Он сам мне сказал…

— Уж прости, но я не могу счесть чужие слова достаточно веским источником информации. И уж точно этого слишком мало, чтобы я имел почву для принятия окончательного решения.

— Так сказал сам Рахманов, — практически процедил сквозь зубы Распутин. — Да, он спас Елену. Это ты хотел услышать? Доволен? Я не знаю, что именно он сделал, но он помог ей. Она больше не умирает. И это он сказал мне о том, что у него нет власти над контрактами, которые заключал его отец.

— И опять же, показания с чужих слов, — развёл руками Меньшиков. — Григорий, меня волнует лишь то, что я могу доказать и подтвердить. И если я не буду уверен в том, что этот мальчишка…

— Что? — воскликнул Распутин. — Ты настолько боишься, что он пойдёт по стопам своего отца? Это ты хочешь сказать⁈

— Если бы я этого боялся, Григорий, то мы оба с тобой знаем, что не вели бы сейчас этот разговор. Точно так же, как и Рахманов более не представлял бы собой предмет для какого-либо обсуждения.

— Тогда чего ты хочешь?

— Я хочу быть уверен в том, что он не станет оружием против империи, — проговорил Меньшиков. — Либо мы его используем, либо следует поступить так, чтобы это не сделал кто-то против нас.

— Да с чего ты вообще взял…

— Его мать.

Эти слова заставили Григория замолчать. Он с непониманием посмотрел на стоящего перед ним князя.

— Что ты имеешь в виду, Николай?

— Видишь ли, Григорий, если ты задаёшь мне подобный вопрос, то это говорит о тебе куда больше, чем ты думаешь, — произнёс Меньшиков, направляясь к выходу.

* * *

— Добрый день, — поздоровался я, заходя в кабинет.

— Добрый-добрый, — поприветствовал меня тучного вида инспектор и тут же указал на стул перед своим столом. — Присаживайтесь, молодой человек.

Много времени я не потратил. Быстро ответил на все вопросы, заполнил анкету и отдал свои документы. Десять минут, не больше.

— Так, — сказал инспектор, одновременно снимая копии