Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

— Хорошо. — кивнул молодой граф и подойдя к столу, взял специально заготовленный кошелек с отложенными десятью серебряными рублями, вручив их со словами: — Как и обещал.

— Рад стараться. — широкой улыбнулся Федор Кузьмич.

— Если эти трое объявятся — дай знать. Особенно хромой.

— Они не объявятся. — криво усмехнулся городовой. — Если спаслись, то уйдут из города, пересидев. Им тут не жить. Больше мы их никогда не увидим.

На этом они и распрощались.

Федор Кузьмич застал Льва Николаевича за утренней тренировкой, которую, в целом, он при нем и завершил. После чего отправился на завтрак. Точнее, на обед, если говорить честно, но здесь его именно так называли, принимая в полдень…

Укреплять свое тело молодой граф начал почти сразу, как понял, в какую историю вляпался. И теперь плотно работал на брусья, турнике и с отжиманием. Ну и гирями баловался с прочим подручным. В целом он для начала пытался прогнать сам себя через адаптированный курс молодого бойца. Слишком уж тело реципиента оказалось изнеженным. Да — понимание кинетики боя многое давало. Но он был далек от идей айкидо и «прочих форм изящной словесности», как говорил его тренер на заре карьеры.

Разумеется, упражнялся он по возможности не на виду. Да и слуг прикармливал, чтобы лишнего не болтали и слухи ему сами собирали, тратя на это часть тех денег, которые ему выделяла тетушка. Специально для того, чтобы он вел подобающий молодому графу образ жизни. В ресторациях питался, одевался прилично, в карты мало-мало мог поиграть по маленькой и так далее. Вот с них все что мог, не вызывая подозрений, Лев Николаевич и откладывал, на «черный день».

— Опять этот странный запах, — скривилась Пелагея Ильинична.

— А разве настоящий мужчина не должен быть вонюч, могуч и волосат? — вежливо осведомился племянник, выдавая уже дежурную шутку. Так-то после тренировок он обтирался влажными полотенцами, однако, кое-что оставалось, вот тетя и бурчала.

— Мужик — да! Мужчина — нет… — начала было она свою большую ответную реплику, но Лев ее перебил.

— Полно вам, тетушка. К чему эти споры? О вкусах не спорят, как говорил один мудрец. О запахах тоже. Может это у меня от природы… как их… феромоны выделяются?

— Что?

— Феромоны. — с видом, словно все знают, что это такое, повторил племянник.

— И все же — откуда этот запах?

— Я люблю утренние прогулки. А за все нужно платить. — ответил Лев Николаевич с немалым раздражением уставившись на тарелку овсяной каши.

— Вы, мой мальчик, зря на нее так смотрите. Очень полезная для здоровья пища. Ее вкушает сама королева Великобритании!

Граф улыбнулся и выдал всему семейству адаптированный анекдот, про овсянку, собаку и сэра Генри…

— Мельбурн, кто это так грустно воет на болоте по ночам? — спросила королева Виктория.

— Собака Пальмерстон.

— Да? А отчего же он так воет?

— Овсянка, мэм… — пожал плечами лорд Мельбурн, подкладывая королеве еще каши.

— Вот любите вы все перекручивать, мой мальчик. — фыркнула тетушка, впрочем, смешливо. Видимо, представила себе сценку живо и ярко.

— Овсянка, мэм, — развел руками Лев. Отчего теперь уже засмеялись все за столом.

Так завтраки у них и протекали.

Хотя, конечно, Лев Николаевич не нанимался тамадой, а потому частенько помалкивал. Ибо на таких приемах пищи постоянно что-то обсуждали, в том числе дельное, ибо вечером могли быть гости… да и даже в обед. А завтрак проходил в тесном семейном кругу, как правило.

Но не всегда.

Вот как сейчас — распахнулась дверь, и вошедший дворецкий доложился:

— Прибыл Николай Иванович Лобачевский.

— Зови! — почти мгновенно сориентировалась Пелагея Ильинична. — И передай срочно поставить еще приборов.

Несколько минут спустя в столовую вошел гость.

Среднего роста, худой, серьезный, даже какой-то мрачный, хотя глаза горящие, словно бы он чем-то был болен. Топорно поздоровался, несколько растерявшись. И Юшкова пригласила его позавтракать вместе, чем вызвала в нем еще большее смятение. Он, видимо, не ожидал явиться к столу.

— Я вам посылала столько приглашений, — покачивая головой, сетовала Пелагея Ильинична. — Отчего же вы, Николай Иванович, избегаете визитов к нам?

— Мне сложно даются такие встречи и в них крайне неловок, — осторожно ответил Лобачевский, все еще смущенный оттого, что невольно попал на завтрак.

— Но вы все же нас навестили.

— Из-за вашего племянника, — ответил он, повернувшись к молодому графу. — Судя по устному описанию именно вы Лев Николаевич. Это так?

— Все верно. Карл Генрихович показал вам мои заметки?

— Да. Собственно, из-за них я и прибыл.

— А когда вы с заметками ознакомились?

— Сегодняшним утром.

— Как интересно, — произнес Лев Николаевич, многозначительно уставившись на тетушку. Та смутилась, но развивать тему не стала, как и сам племянничек, поймавший ее на вранье.

— Что-то не так? — нахмурившись, осведомился Лобачевский.

— Неделю назад из книжной лавки при университете мне доставили журналы для чтения. Бесплатно. На месяц. Сославшись на то, что вас мои заметки заинтересовали и вы дали такое распоряжение. Впрочем, вряд ли эта история стоит вашего внимания. Насколько я понимаю, это шалости юных прелестниц.

На этих слова дядюшка хохотнул в тот момент, когда отпивал чай. Рот на замке он удержал, опасаясь все вокруг забрызгать, но вот из носа пару струек вылетели ему обратно в чашку.

— Ох, простите меня, — промокая лицо салфеткой, произнес он, озорным взглядом поглядывая на племянника. В те годы юными прелестницами называли совсем молоденьких особ. Отчего упоминание в таком ключе Пелагеи Ильиничны и Анны Евграфовны выглядело очень смешно. Во всяком случае, в его представлении. Сам-то он порой супругу мог и старушкой назвать, если никто не слышал.

— Николай Иванович, — спешно попыталась сменить тему тетушка. — Что же такого было в заметках моего племянника, что вы, бросив все, прибыли к нам в гости?

— Мне хотелось бы узнать, чьи они на самом деле.

— Не могли бы вы уточнить вопрос? — равнодушно поинтересовался молодой граф.

— Откуда вы их взяли?

— Они прямо проистекали из того, что было написано в вашей работе, — пожал плечами Лев Николаевич. — Следовательно, я взял их у вас.

Лобачевский нехорошо прищурился, смотря прямо и пытаясь продавить дерзкого юношу. Но тот легко выдерживал эту игру, не испытывая никакого