Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

– Серьезно? – бурчу я себе под нос. – Ну ладно, как скажете.

Аид резко хмурит брови:

– Афродита. – Ее имя из его уст звучит как ругательство.

Богиня любви и красоты отвечает невозмутимой улыбкой, явно не обращая внимания на оттенок гнева в голосе Аида. Ее броня не украшена миленькими сердечками, как я отчасти ожидала: она выполнена из розового золота, и узоры на ней изображают людей, занимающихся… всяким.

Рядом с ней стоит очень высокая светловолосая смертная в атласном наряде винного цвета, с разрезом до бедра, демонстрирующим самые красивые ноги, какие я когда-либо видела, и даже она не настолько… обнажена.

Аид указывает обвиняющим перстом в мою сторону.

– Что? – Афродита невинно хлопает длинными ресницами. – Ты не слушал, я подумала помочь. Так намного лучше, ты так не считаешь? – Потом она склоняет голову набок. – А где твоя броня?

Аид засовывает руки в карманы – кажущийся обыденным жест, но вблизи это выглядит, как будто тигра взяли на поводок.

– Я надеваю броню, только когда собираюсь сражаться.

За спиной Афродиты кто-то вздрагивает – кажется, Дионис, – но богиня лишь выгибает брови дугой:

– Как скучно.

И вот тут до меня наконец доходит, во что одет Аид. Никаких больше джинсов и тяжелых ботинок. Я пробегаю взглядом сверху – от его сияющих черных волос с единственным белоснежным локоном, ниже – по строгому черному бархатному пиджаку с воротником-стойкой, с едва заметной вышивкой черной же нитью: одинокая бабочка на вороте и звезды по обшлагам и нижней кайме – и наконец до самого низа (я чуть не смеюсь) – до полированных черных туфель.

– Вот это я себе представляла. Ну, только хвоста не хватает.

Аид безразлично пожимает плечами:

– Иногда надо поиграть на публику. Верхним миром правит стадное чувство, разве не так?

Он не так уж ошибается.

– И миром бессмертных тоже?

– Определенно.

– Помнишь, что я говорила о твоей проблеме с восприятием? – Я оглядываюсь вокруг. – Возможно, здесь она у тебя тоже есть.

Губы Аида продолжают улыбаться, но смотрит он на меня сузившимися глазами. Легкий взмах рукой – и шум водопадов, как и все прочие звуки, кроме его голоса, исчезают.

– Ты пытаешься мной управлять?

У меня ребра сжимаются вокруг легких.

– А ты управляем?

– Нет.

Он щелкает пальцами.

Единственное, что отмечает изменения, – это шелест ткани. Я бросаю взгляд вниз и обнаруживаю, что одета в строгий брючный костюм с коротким пиджаком, а на ногах – серебряные туфли на шпильке. Ткань костюма мягкая и шелковистая на ощупь и выглядит настолько роскошно, что мне хочется провести по ней руками. Длинные рукава и воротник-стойка придают наряду почти невинный вид. На лацканах серебром вышиты звезды: две на одной стороне, одна на другой, напоминая о моих татуировках.

Просто и совсем не так шикарно, как у остальных.

Маленькая девочка во мне, привыкшая восхищаться красивыми нарядами, которые заложники таскали у богатых целей, хочет посмотреться в зеркало и оценить полный эффект. Хоть раз забавы ради почувствовать себя симпатичной.

Аид замер настолько, что я не уверена, что он дышит. Я поднимаю голову и обнаруживаю, что он смотрит на меня. На меня. Как будто пытается разглядеть каждый сантиметр.

Я тихонько выдыхаю и говорю первую отвлекающую фразу, которая приходит мне в голову:

– Может, в следующий раз, когда щелкнешь пальцами, отправишь меня домой?

– Этого не случится.

Я не сдаюсь:

– Еще не поздно отказаться от всего этого.

– Нет, Лайра.

Я вздергиваю подбородок:

– Тогда не жди, что я пойду тебе навстречу.

Он замирает совсем иначе, парализуя меня взглядом.

– Ты будешь повиноваться мне во всем, Лайра Керес.

Не вопрос – приказ, и с полной уверенностью в том, что я подчинюсь.

Во мне расцветает маленький цветочек любопытства. А каково было бы просто… повиноваться ему?

«Небеса, помогите мне».

Прятать реакцию под маской безразличия – все равно что уговаривать сердце не биться.

После стольких лет в Ордене я знаю, как действовать у кого-то под башмаком. Но это по-другому. Я, и только я сама, берегла себя и принимала решения за себя, несмотря на вмешательство Ордена, с трех лет. Кто бы знал, что простая мысль о подчинении такому могущественному существу, как Аид, будет настолько… манящей?

А не должна бы.

Может, я сломалась.

– Из меня лучше партнер, чем марионетка, – настаиваю я.

Совершенно неуловимым движением Аид оказывается возле меня, его плечи закрывают от меня всех остальных. Он не говорит ни слова, изучая меня серебряными глазами, взгляд которых сделался острым и твердым, как алмаз, как будто пытаясь понять, где находятся мои самые мягкие, ранимые, уязвимые места. Потом Аид плавно наклоняется вперед, и я понимаю, что следующие слова предназначены мне одной.

– У меня не бывает партнеров.

Я еще не растеклась лужицей по полу? Я откашливаюсь:

– Это звучит… нерационально.

Я собиралась сказать «одиноко», но у меня есть ощущение, что он поймет: я говорю и о себе тоже.

Его губы едва заметно изгибаются в улыбке, но он тут же становится серьезным.

– Для тебя же будет лучше… если ты будешь меня слушаться.

Почему у меня такое чувство, что в его словах есть смысл глубже? Предупреждение, но несущее в себе помощь мне. Что-то Аид не кажется мне способным на помощь. Это опять что-то насчет игр и победы?

Шум водопадов возвращается с резким «вжухом».

– Что ты делаешь, брат? – окликает Посейдон через всю платформу. – Твоя смертная выглядит испуганной до полусмерти.

Аид не двигается, даже не смотрит на своего брата. Вместо этого он поднимает одну бровь, глядя на меня.

– Вот как, звезда моя? Ты напугана?

10

Скала. Жесткач. И я

Что-то за секунду изменилось в лице и голосе Аида. Или, может, я неверно его читаю. Сложно сказать, но я уверена, что он надевает маску для других. Играет для них роль. Мне это не нравится.

Тем временем они с Посейдоном все еще ждут моей реакции.

Какой ответ будет самым безопасным? Аид только намекал мне на то, что происходит, но чутье подсказывает: если остальные божества увидят слабость во мне или раскол между нами, то набросятся. Я росла одиночкой в Ордене и усвоила этот урок на своей шкуре.

Я прочищаю горло и повышаю голос:

– Он просто… излагал мне основные правила.

Медленная и довольная улыбка Аида пробуждает во мне такие чувства, о существовании которых я не подозревала. Он наклоняется, мазнув губами по моему уху, и от его дыхания по мне бегут табуны мурашек.

– Умница, девочка моя.

Ненавижу, когда из меня делают несмышленыша… но все же до моего тела послание не дошло. Я притворюсь, что Аид не подергал за кучу ниточек, которых я в себе не осознавала до этой секунды.

– Я не твоя кто-то там, – шепчу я в ответ.

Он наконец-то отстраняется, но явно ничего не замечает, лишь улыбка сходит с его лица, когда он поворачивается к Посейдону, который смотрит на нас с острым любопытством.

– Ты выбрал интересную поборницу, брат. – Бог океанов оглядывает меня с ног до головы. – Еще и воровку, судя по виду.

Козлина. Мои глаза сужаются, и я просто не могу остановиться.

– А ты часто пользуешься услугами воров? – спрашиваю я.

Глаза Посейдона темнеют за полсекунды до того, как он поднимает руку, чтобы ударить меня наотмашь. Аид вклинивается между нами с такой скоростью, что едва не становится невидимым. Он ничего не говорит, никого не трогает, но его брат бледнеет до цвета пепла. Через секунду Посейдон сердито щерится и отходит.

Я только стою и моргаю. Аид защитил меня.

Меня.

Логика подсказывает: все потому, что я должна выиграть тупое состязание, – но я не могу не чувствовать, как мне становится чуточку легче дышать.

Лишь на мгновенье.

Все, кто стоит рядом, тоже отодвигаются подальше; возможно, потому, что напряжение исходит от Аида, как пар из гейзера.

Нервным, опасливым движением я поднимаю руку к волосам, до сих пор коротким, но закудрявившимся сверху и вроде как уложенным с эффектом закручивания… И делаю паузу. А потом резко роняю руку.

– Это тиара?

Я смотрю на других смертных. Все до единого носят головной убор под стать одеянию, но все они выполнены в стиле древнегреческих лавровых венков. То, что