Отставник 6 - Павел Чук

и хорошее останавливающее действие, вот только с проникающим у него проблемы. Это и понятно, выстрел в замкнутом пространстве космического корабля-станции должен не прошивать тело насквозь, а «застревать» в нём. А то, не приведи Великий Случай, так можно понаделать отверстий во внешнем корпусе, а это разгерметизация и почти мгновенная смерть всех, кто находится в помещении. В отверстие, диаметром в два миллиметра из-за разницы давления в космическом корабле и полном отсутствии оного в космическом пространстве, весь воздух из объёма, равного стандартному кубрику пятьдесят четыре кубических метра, выйдет за считанные минуты, если его постоянно не нагнетать. Вот только мы этого не увидели бы, толпа нас растерзает быстрее и скорострельность не поможет, а слабое проникающее действие, наоборот, в нашем случае минус, чем плюс.

— Что случилось, командир-хоск? — вновь обратился ко мне генерал-командор. Но я понял, что сейчас он говорит от имени всех. Я уловил на себе десятки сосредоточенно-напряжённых взглядов.

— Это и мне интересно, — выдохнул и вновь повернулся к контрабандисту, — рассказывай. И только не надо говорить, что это не твои проделки! Ты кому-то подал условный сигнал⁈ Что ты сообщил⁈ Говори!

— Нет! Офицер-капитан, я ничего такого не делал! — вжался в стену «стажёр».

— Не верю! — я с угрожающим видом подошёл к нему. Чуть промедлив и мы бы остались там, в зале.

— Я совсем не говорил!!! — кричал «стажёр», пытаясь закрыться связанными спереди руками.

— Бес, я был рядом, он ничего не говорил и не заметил, чтобы он подал какой-либо знак, — быстро произнёс Птица-восемь, но чуть помедлив, добавил, — вот только…

— Договаривай, — мы перешли на русский. Теперь уж бестолку играть в секретность, а русский язык всё-таки родной и словарный запас богаче.

— Когда мы прошли примерно половину зала, один из этих, кто там сидел за столом, при виде нашей процессии резко встал, чуть не опрокинув еду на соседа и быстро скрылся куда-то.

— А этот? — я указал на пленного контрабандиста.

— Он молчал. Просто шёл, а руки у него связаны.

— Допустим, — пробормотал себе под нос. Почему я зацепился за такую бурную реакцию на наш проход по сектору уровня, не знаю. Но из задумчивости вывел доклад, прозвучавший как гром среди ясного неба.

— Лифт останавливается!

— К бою! — скомандовал ашш Сошша Хааш.

— Отставить! Трое в линию! Рядом со мной, плечо к плечу, чтоб за нами никого не было видно. Вторая шеренга, так же! А этого, — кивнул на прижавшегося к стене контрабандиста, — назад, — произнёс и развернулся к дверям.

Через пару секунд они плавно разъехались в стороны. К несчастью, хотя я надеялся на лучшее, но холл с флиптами оказался полон военных. И будь мы, изготовившись к бою, вряд ли приготовления восприняли адекватно. Местные солдаты не собираются вести бой при выходе из кабины перемещения и данный факт мог насторожить.

Секунды шли, а мы так и продолжали стоять. Я надеялся, что двери автоматически закроются, но прошло ещё несколько секунд и к нам подошёл кто-то, видимо офицер, но не высокого звания.

— Выходите офицер-капитан, вы прибыли.

— Какой это уровень, сектор? — продолжая стоять, задал вопрос.

— Восемнадцать дробь три, сектор двадцать восемь бис, — чуть помедлив, ответил незнакомец. Он стоял рядом с кабиной, а позади него не менее взвода солдат, вот только экипировка у них иная, да и форма у офицера отличалась от моей.

— Опять не туда! Офицер, я третий раз, выбирая требуемый пункт назначения, не могу попасть на нужный уровень! Свяжись с командованием и доложи, пусть вызовут техников и проверят!

— Смените кабину, — хмыкнув, ответил офицер.

— В следующий раз, — ответил, повернувшись к пульту управления флиптом и стал лихорадочно соображать, куда нажать. Снова попасть туда, неизвестно куда, желания не было. В кракозяблах обозначения, я лихорадочно искал нужный пункт назначения, где располагался второй РКП, но с этой ветки, или линии, попасть к нему оказалось невозможно. Зато имелось обозначение, которое я на память перед выходом заучил, где располагается пятый РКП. И, недолго думая, нажал на этот символ. Створки медленно стали закрываться и когда они закрылись, а кабина двинулась с места, не я один с облегчением выдохнул.

— На второй?

— Нет, как и планировали, на пятый, — ответил ашш Сошша Хааш и, видя его удручённый вид, так как его приказ о готовности к бою оказался неверным, попробовал приободрить, — не переживай генерал-командор, бывает. Не всегда надо бросаться в бой. Если есть возможность, лучше избежать конфликта, но добиться цели. Так сохраним и солдат и выполним задачу. А задача у нас, сам знаешь…

— Я вас понял, командир-хоск, — мы говорили на анторском и краем глаза заметил, точнее услышал возню сзади. — Что там?

Солдаты расступились, благо пространство позволяло.

— Кто вы⁈ Вы не наши! Говорите на непонятном языке, а я все основные языки станции знаю, меня поэтому и взяли в техники-смотрители! — завозился контрабандист. Солдаты его прижали к стене, чтобы не смог пошевелиться, но или от страха, или от чего иного, у него прорезался голос. И пусть голос его дрожал, но он пытался держаться уверенно, даже пробовал вырваться от прижавших его к стене солдат.

— Отпустите его.

Солдаты ослабили хватку и не ожидавший этого молодой контрабандист чуть не рухнул на пол, но на ногах устоял.

— Разве сам не догадался? — подошёл ближе.

— Вы, вы…

— Да. Мы те, кого по всей станции ищут. Те, из-за кого объявлена тревога, — произнёс спокойно, глядя прямо в глаза Тимокину и, выдержав паузу продолжил, — и только от тебя зависит, выйдешь ли ты из этой кабины живой, или тебя вынесут, как этого бойца, — я кивком указал на лежавшего на носилках в окровавленной форме спящего пленного сержанта. Если пристально не приматываться, то сложится впечатление, что на мобильных носилках лежит труп. Тело не шевелится, на груди на скорую руку виднеется обработанная рана, голова забинтована чуть ли не по самые глаза. И только единственное выдаёт, что это не труп — он очень редко дышит, буквально один раз в полминуту.

Когда я впервые увидел уложенного на носилки сержанта, думал, что не рассчитали с дозой снотворного и тот скончался, но нет — дышит, вот только редко.

— Я… — после долгого молчания, переводя взгляд то на меня, то