Пионер. Том III - Клим Ветров

Возбуждённый открывшимися фактами, я взялся за еду. Ножа не было, об этом Шухер видимо не подумал, поэтому хлеб пришлось ломать, а колбасу есть прямо так, откусывая с краю. Но на аппетит не влияло, и я жевал, запивая молоком, чувствуя как поднимается настроение.

Наевшись, уснул. При всем своём состоянии, первый раз за последнее время нормально, крепко и без сновидений.

Проснулся от чего-то присутствия. Не слышал и не видел никого, но почуял. Медленно открыл глаза, за столом сидел доктор. Тот самый которого приводил Бондарь.

Осмотр глухого пациента напоминал пантомиму: прижал холодный стетоскоп, сморщился, буркнул что-то, потом долго разглядывал зрачки, смотрел в уши, и положив на стол несколько блистеров с лекарствами, распечатал один, жестами показав что четыре таблетки надо выпить.

Я подчинился.

Достав из своего саквояжа лист бумаги, ручку, он принялся что-то писать.

Закончил, протянул листок мне.

Я прищурился, буквы расплывались, разобрать ничего не смог, устал.

А когда доктор ушел, меня внезапно накрыл сон, как волна. Сколько проспал не знаю, но проснулся от гула в ушах — не звон, а будто кто-то включил старый телевизор на пустом канале. Постучал банкой по столу. Глухой звук пробился сквозь вату в голове.

Глава 5

Окончательно проснувшись от такой новости, — я резко сел на своей лежанке. Голова слегка закружилась, но я уже привык к этому состоянию. Свет от тусклой лампы над столом мерцал, отбрасывая дрожащие тени на стены, на краю стола лежал смятый листок с кривыми строчками: «Утро — 4 таблетки, день 2, вечер — 1. Запивать водой». И подчеркнуто: «Не смешивать с алкоголем!!!». Словно у меня был выбор.

Сглотнув ком в горле, я схватил блистеры. Таблетки, похожие на миниатюрные шайбы, высыпались на ладонь. «Ну а что, — подумал я, перекатывая их пальцами, — если после одного применения стало легче, может, стоит рискнуть?». Мысль об увеличении дозы манила, но рисковать не стал, выпил строго по инструкции, посчитав что сейчас утро. Горький привкус смешался со вкусом сухого хлеба — последним, что оставалось в пакете.

Эффект, если он и был, показался призрачным. Уши будто прочистили ватной палочкой: тишина стала менее густой, но шелест собственного дыхания по-прежнему заглушал всё. «Плацебо, — усмехнулся я про себя, — или мозг просто отчаянно цепляется за любую соломинку». Тело, словно в ответ на сомнения, налилось свинцовой тяжестью. Я повалился на топчан, укрывшись шерстяным одеялом, пахнущим пылью и сыростью.

Спал прерывисто, в провалах между кошмарами. Проснулся от собственного кашля, ощущая что время совсем потеряло четкость. На столе, однако, появилось что-то новое: термос с чаем, еще теплым, и бутерброды, завернутые в вощеную бумагу.

'Много ли человеку надо? — размышлял я, разглядывая крошки на ладони. — Сыт, обут, одет, сверху не капает — уже счастье. А в моём случае, когда ещё совсем недавно висел как мешок с картошкой и готовился к смерти, этот термос вообще был чем-то из ряда вон. Символ новой жизни если хотите. Даже боль ненадолго отступила, оставив после себя лишь тупую ломоту в висках.

А дальше все слилось в монотонную череду: сон, еда, таблетки, снова сон. Ведро у двери опустошалось само собой — видимо, ночью, пока я не в силах был проснуться. Окон здесь не было, и я перестал считать время. Может, прошло три дня. Или пять. Но тело, вопреки всему, оживало. Слух стал четче: теперь я различал писк мышей под полом и какие-то шорохи. Голова больше не раскалывалась при резких движениях. Даже руки перестали дрожать.

В тот день я, как обычно, потянулся к термосу, привычно откручивая крышку. Пар поднялся к потолку, смешавшись с запахом ржаного хлеба. И в этот момент — шаги. Тяжелые, размеренные и очень знакомые. За дверью кто-то остановился. Металлический лязг, скрежет ключа.

«Шухер и Лосев», — мелькнуло в голове еще до того, как дверь распахнулась.

И это действительно были они.

— Двое из ларца, одинаковых с лица… — процедил я, поднимаясь. Голос звучал хрипло и незнакомо, сказывалось долгое молчание. Шухер, улыбаясь во все лицо, шагнул вперёд, и обняв меня, сдавил так, что кости затрещали. От него пахло табачным дымом и мокрой кожей — как от старой куртки, забытой под дождём.

— Но-но, медведь! — рявкнул Лосев, шлёпнув Шухера по спине ладонью, отчего тот дёрнулся и ослабил хватку. — Не сломай болезного! Ещё пригодится.

Шухер отступил на шаг, поправил съехавшую набок шапку, и засмеялся.

— Да его разве сломаешь? — Он ткнул пальцем в мою грудь, будто проверяя, не рассыплюсь ли. — Вон, здоровяк какой! Упитанный, бледный… Прямо как новорождённый вампирёнок!

Я сел на топчан, отодвигаясь от его размашистых жестов, и провёл рукой по лицу. Кожа под пальцами была липкой от пота.

— Объясните наконец, что происходит? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого. — Вы… откуда? Как?

Лосев, не отвечая, расстегнул потрёпанную дубленку и вытащил из-за пояса плоскую флягу. Металл блеснул в тусклом свете лампы, когда он откручивал крышку.

— На сухую не расскажешь, — буркнул он, наливая жидкость в мою жестяную кружку. — Сначала горло промокнуть надо.

Шухер достал два небольших стаканчика грамм на сто.

Я выпил. Коньяк ударил в нос резким ароматом дуба и ванили. Первый глоток обжёг горло, заставив сморщиться, но следом разлилось тепло, сглаживая острые «углы». Лосев, присев рядом, тоже выпил, и достав из кармана пачку смятых папирос, сунул одну в зубы.

— Узнали про тебя случайно, — начал он, чиркая спичкой. — Кто-то из наших в сводке наткнулся на упоминание «белой стрелы». — Дым клубился вокруг его головы, как туман. — Сначала думали — совпадение. Но ты, браток, очень настойчив был. Везде малевал.

— Вот нас с Николаем и отправили разобраться.

— Отправили? — перебил я, чувствуя, как учащается пульс. — Значит, вы не одни? Таких много?

Лосев хмыкнул, доливая коньяк. Его пальцы, толстые и покрытые шрамами, обхватили флягу уверенно, как оружие.

— Не много, — сказал он, прищурившись. — Но это как раз тот случай, когда количество переходит в качество.

Я покосился на Шухера, ожидая подвоха, но тот лишь подмигнул, выпуская дым колечками.

— Здесь трое, — внезапно сказал Лосев, ставя флягу на стол с глухим стуком. — Остальные там… — Он махнул рукой, будто отгоняя муху. — По белу свету раскиданы.

— А Бес? — спросил я, внезапно вспомнив его насмешливый взгляд в последнюю нашу встречу. — С ним что?

Лосев потянулся за жестяной банкой под пепельницу, но передумал, стряхнув пепел на пол. Его лицо, обычно непроницаемое, дрогнуло.

— Сложно, — пробормотал он. — Не все адаптируются после «перехода». Многим крышу окончательно сносит. — Он замолчал, уставившись на