Полукровка 3 - Василий Горъ

даже ритм дыхания. Да, это не мешало отвечать на вопросы или отшучиваться, но занимало почти все ресурсы мозга. Поэтому в тот момент, когда Завадская закончила с задней поверхностью моего тела и потребовала переворачиваться, я выполнил «приказ» на автомате. А еще минут через пятнадцать-двадцать так же спокойно поменялся с напарницей местами и занялся ее тушкой.

Как выяснилось чуть попозже, Миронова тестировала не только меня, но и Кару. Но проверила ее «на излом» уже после того, как она перевернулась на спину и, как ни в чем не бывало, подставилась под мои руки «еще и так» — присвистнула и назвала на редкость безбашенной особой.

Марина приоткрыла один глаз, посмотрела на нее и фыркнула:

— Оль, я его второй номер. То есть, мотаюсь вместе с Тором… к черту на рога, рискую жизнью по-настоящему, успела убедиться в исключительной надежности и даже не доверяю, а верю. Разницу понимаешь?

Та выслушала этот монолог, кусая губы, а потом виновато вздохнула:

— Понимаю. Но привыкла оценивать все, что вижу и слышу, через призму представлений гражданского лица. Поэтому… извини, я была неправа. Такого больше не повторится.

— А не за что извиняться. Ведь ты и есть гражданское лицо. С одной-единственной «призмой».

— Уже не единственной… — призналась Миронова и позволила заглянуть в свою душу: — Работа в госпитале избавила меня от большей части прежних шор, показала жизнь во всей ее «красе» и вынудила научиться сопереживать. А это больно. И я, бывает, забиваю те переживания всякими глупостями вроде анализа поведения окружающих и попыток заглянуть под их маски…

— А у нас с Тором масок нет, верно?

— Да, вы живете войной. И не видите смысла тратить время, силы и душу на Игры Статуса тыловых крыс…

Тут меня накрыло отголосками ее боли, и я помог с ними справиться:

— Маш, нам с Мариной действительно не до игр. Но вы — ни в коем случае не тыловые крысы. Ибо каждый божий день воюете со Смертью и отбиваете у нее жизни таких же вояк, как мы. Скажу больше: на мой взгляд, ваша война в разы сложнее и болезненнее нашей. Ведь мы рискуем собой и друг другом, а вы пропускаете сквозь свои сердца боль, страхи и отчаяние сотен раненых. И последнее: не научитесь сбрасывать этот негатив — либо выгорите, либо сломаетесь. Так что… мы поймем, поможем и поддержим. Даже в том, что большинству «гражданских лиц» покажется форменным безумием.

— Форменным безумием, говоришь… — задумчиво пробормотала она, расфокусировав взгляд, а через мгновение «вернулась к нам» и решительно тряхнула волосами: — Спасибо и за поддержку, и за подаренный свет в конце тоннеля. Мне полегчало. Поэтому сегодня я буду просто дурить. А завтра-послезавтра как следует обдумаю и «форменное безумие».

Дурить начала сразу после того, как все мы намазались кремом — влезла в «меню» доступных развлечений, нашла вариант, пробудивший интерес, и куда-то унеслась. Вернулась буквально через пару минут с водяным гравиком[1] на плече, отдала «игрушку» Матвею, первым кинувшемуся на помощь, и спросила, кто составит ей компанию в безбашенных гонках по океану.

К эллингу рванули все, кроме Риты — она попросила Власьева захватить доску и для нее, но ускакала в дом. А через несколько минут встретила нас на берегу в закрытом купальнике. И ответила на немой вопрос Матвея без купюр:

— Я с гравиками на «вы». Поэтому буду падать. А тот лифчик мою грудь не удержит…

…Как вскоре выяснилось, с гравиками были на «вы» все, кроме меня. Но народу хотелось буйного веселья, поэтому даже самая «неумеха» — Настена — разгоняла свою доску до предельной скорости, входила в слишком крутые виражи, пыталась прыгать на волнах, создаваемых другими, безостановочно падала и хохотала на весь архипелаг. Остальные девчата отрывались ничуть не менее отвязно. А мы с Матвеем самоотверженно изображали то спасателей, то жертв дамского коварства. То есть, подлетали к жертвам собственного безрассудства, помогали взобраться на доску и частенько слетали со своих. То от намеренных толчков, то от «случайных потерь равновесия», то от чьих-либо самоубийственных таранов. Но было весело. И волнительно — девушки сияли на зависть любому светилу и так сильно «фонили» воистину запредельным счастьем, что ощущались фантастически красивыми. Вот нас периодически и накрывало. В смысле, заставляло либо зависать, любуясь той или другой, либо запечатлевать для истории особо интересные моменты.

Кстати, взлет наших камер АВФ не остался незамеченным — после того, как девчата умотались падать, заявили, что хотят пить, и порулили на берег, Рита догнала Власьева, уравняла скорости гравиков и «наехала» на нас обоих:

— Парни, я требую просмотра компромата!

— Всего-всего! — «злобно» уточнила Оля. — То есть, включая тот, который уже отобрали для личных коллекций.

А Маша сочла необходимым нас «успокоить»:

— Даем слово, что не заставим удалить ни одной голографии и ни одного видео. Ибо понимаем, что такие «шедевры» должны веселить нашу компанию долгие годы…

Глава 5

8 января 2470 по ЕГК.

…Радовать СБ-шников сразу четырех не последних аристократических родов Империи простыми решениями я не собирался, поэтому «потерял» Олю, Машу, Настю и Матвея в летном ангаре первого попавшегося на пути торгово-развлекательного центра для дворян. Потом зарулил в кафе «Сладкоежка», о котором половину перелета до Новомосковска так вкусно рассказывали дамы, и позволил Марине с Ритой скупить треть свежей выпечки, обнаружившейся на витринах. А после того, как коробки с покупками перекочевали в грузовой отсек лимузина, завез спутниц в один из лучших цветочных салонов столицы и порадовал роскошными букетами.

К этому моменту все Четверо Смелых успели добраться до родовых поместий и прислать сообщения с плюсиками, так что я со спокойным сердцем повел флаер к «Игле». А уже минут через восемь-десять искренне восхитился дурной упертости юриста Костиных и командира их же ГБР, встретивших нас в летном ангаре: первый заступил мне дорогу и нагло потребовал объяснений, а второй безапелляционно заявил, что мы летим с ними, и потянулся к кобуре скрытого ношения.

Попытка выхватить игольник развязывала мне руки, так что свежайший эклер, который я вроде как собирался укусить, влетел в лицо фантастически самоуверенного вояки, заляпал кремом и отвлек. Но долю секунды. Но этого промежутка времени хватило за глаза — я «внезапно» оказался рядом, забрал ствол, из вредности сломав идиоту указательный палец предохранительной скобой спускового крючка, высек ноги, разорвал дистанцию, поймал взгляд мгновенно побледневшего крючкотвора и сообщил, что ему