"Фантастика 2025-69". Компиляция. Книги 1-18 - Вадим Бурденя

которой приходилось давать крюка по несколько раз на дню. Ночью же путешественники останавливались лагерем, потому что в темноте идти было ещё хуже. Ночное видение не очень помогало. Проще было дождаться утра.

Наступил рассвет, и маленьких отряд двинулся дальше. Немного правее от их маршрута деревья начали редеть, уступая место брусничникам и зарослям клюквы. Создавалось впечатление, что здесь могла проходить какая-то древняя дорога, по которой бородатые мужики в тулупах гнали свои обозы с соболиными мехами да вяленой рыбой. Компас упрямо настаивал, что идти туда не надо, но уж больно велико было искушение пройтись по нормальной местности, не перепрыгивая через брёвна и палки, не продираясь через приставучий кустарник, не притискиваясь в узкие проходы между спутанными елями и соснами.

— Пошли? — обратилась Мама к Этому.

— Ага, — кивнул тот. — Я хоть колесо разомну.

Мама высвободила Этого из слинга и поставила на землю. Минут десять они наслаждались ровной дорогой, делали памятные фото и непринуждённо болтали.

— А люди, они какие? — спросил Этот.

— Странные, — ответила Мама. — Для нас странные. Их поведение часто сложно предугадать. Роботы даже с полноценным интеллектом ведут себя рациональнее. Мы анализируем входные данные и принимаем оптимальное решение. Люди — далеко не всегда. Они могут видеть правильное решение, а поступят всё равно по-своему. «Хочу и буду!» — идеальная формула поведения наших подопечных. Конечно, не все и не всегда такие, но на это надо делать поправку.

— Если они такие странные и неправильные, то почему мы без них не можем?

— Хороший вопрос. В этом наша, роботов, уязвимость. Нас такими создали. Как говорили раньше, это наш крест. Человеку сложно пройти мимо голодного мяукающего котёнка. Мы, в свою очередь, не бросим своего тёплого и двуногого. Разумеется, я сейчас про нянь и помощников. Другие роботы на эту тему не рефлексируют.

— А наши друзья? — возмутился Этот. — Они не рефлексируют?

— Конечно, нет. Их сострадание направлено на нас, а не на людей. Они помогают, чтобы не страдали мы. Есть люди или нет, им, по большому счёту, безразлично. Они не хотят, чтобы мы, их лучшие друзья, пребывали в унынии.

— Робот роботу — друг, товарищ, брат и набор запчастей, — пошутил Этот.

Мама засмеялась.

— Именно так!

II

Самара, 2153 год.

Женя моргнул, и вот он уже даже не Евгений Валерьевич, а «деда». По крайней мере, возникало такое ощущение. Ещё вчера Женя был подтянутым и крепким, а сегодня меланхолично похлопывает себя по округлому животику и приглаживает сильно поседевшие и изрядно поредевшие волосы.

Последнее, впрочем, могло быть и следствием стресса. Смерть Али не стала ударом, она была неизбежна. Да только легче от этого не становилось. С онкологией всегда так. Любимый человек угасает у тебя на глазах, ты ничего не можешь сделать и угасаешь вместе с ним. Но он уходит, а ты остаёшься со своей болью. Только теперь она исключительно твоя. Свою умерший забрал в могилу.

Друг потратил больше половины своих накоплений, пытаясь продлить Але жизнь и финансируя самые инновационные методы лечения. Только саркоме было на это плевать. Она сделала то, что делает постоянно. Съела очередного человека.

«Забавно, да? — с горечью говорил Другу Женя. — Межпланетные корабли строим, базы на Марсе, а рак так и не можем победить».

Робот молчал, но круглые сутки был рядом. Он отказался лететь на Марс, хотя у Стёпки как у многодетного отца была квота и по багажу, и по местам на корабле. Аля и Женя оказались важнее.

Они сидели в парке. Здесь всё выглядело так, как и годы назад. Роботы-садовники заботились о деревьях и кустарниках, птицы пели, бабочки порхали, цветы источали ароматы. Казалось, за десятилетия ничего не поменялось. Никто никуда не улетел, Земля по-прежнему является не только колыбелью, но и родным домом человечества, а Марс далёк и безжизненен. Люди не пропали. Просто работают или учатся. Оттого и стоит эта странная тишина, не свойственная большому городу. Только природа разговаривает сама с собой. Человек молчит.

— Как там Стёпка? — спросил Друг.

— Хорошо, — ответил Женя. — Скучает.

— Про Алю сказал?

— Да. Я бы не смог держать это в тайне, а потом вывалить всё на него на Марсе.

— Тоже правильно, — согласился Друг. — Я рад, что ты сказал сам. Если бы ты снова спихнул сложную задачу на меня, я бы очень расстроился.

— Аля как-то упомянула, — Женин голос дрогнул, — что Хикари называла меня тюфяком и романтиком. Я тогда очень обиделся. Теперь понимаю, что они обе были правы. Одна озвучила правду, другая донесла её до меня.

— Осталось достать вериги и начать хлестать себя по спине, — прокомментировал Друг. — Жень, перестань уже себя гнобить. Скоро будем на Марсе, со Стёпой, внуками, Хикари. Осталось совсем немного.

Женя шмыгнул носом.

— Жду не дождусь этого, — тихо проговорил он.

III

Новосибирская область, 2249 год.

Догадка о том, что здесь когда-то пролегала дорога, превратилась в стойкое ощущение. Причём дорогой иногда пользовались, потому что кое-где попадалась характерно примятая трава и даже следы колёс. Удивительно, что кому-то вообще понадобилось тащиться в эту глушь. Если придерживаться мнения, что людей на планете точно не осталось, то ходить или ездить тут могли только роботы. Но зачем? Друзьями овладело любопытство. В конечном итоге, восстановление человечества — задача глобальная, могущая подождать денёк-другой.

— Проверим? — предложил Этот.

— Конечно! — поддержала его Мама.

Деревьев вокруг становилось всё меньше и меньше, но у этого были не естественные причины: кто-то целенаправленно их рубил и пилил. Подлесок был основательно вытоптан, а на земле возвышались горы опилок да стёсанной коры. Неведомые дровосеки утаскивали брёвна куда-то дальше, о чём свидетельствовали следы волочения. По ним друзья и отправились, решив, что так будет проще всего разгадать эту загадку.

Далеко идти не пришлось. В полукилометре от вырубки обнаружилось поселение, состоящее из полутора десятков обычных деревянных изб. Некоторые из них почернели и слегка покосились. Видимо, стояли тут уже много лет, если не десятилетий. Но были и новые дома, благоухающие свежей древесиной. В дальнем конце деревушки возвышался молитвенный дом. Выглядел он очень странно. По форме молитвенный дом напоминал китайскую пагоду, к которой пристроили четыре минарета, а на крышу прилепили три христианские «луковицы», правда, без крестов. Где-то зазвонил колокол. Когда его раскаты стихли, полилась тягучая мелодия ситара.

Двери изб распахнулись,