Твое... величество - 3! - Галина Дмитриевна Гончарова

Ихорас, гадина! А ведь таким скромным казался! Таким безобидным!

- Ты на Конклав поедешь? Королева берет тебя с собой?

Эрра Розабелла качнула головой.

- Нет. Я остаюсь дома. Последнее время мне сложнее. Королева мне так не доверяет, как раньше.

И раньше-то не доверяла, просто считала безобидной дурой. А сейчас может, и считает, но к себе не подпускает. Так что…

- Я подожду. А потом ты устроишь мне встречу с ее величеством.

- Да.

Эрра Розабелла допила вино и ушла. А Валент остался сидеть и думать о своем будущем.

Если королева согласится его выслушать, это будет уже приятнее.

Согласится ли?

***

Брат Тома впервые оказался в таком положении. Когда его просто начали бить, может, и ногами, он просто не знал, чем именно. Не спрашивая ни о чем, вообще не разговаривая, даже не вынув кляпа и не сняв мешка. Разве что в живот не били.

Еще тошнить начнет клиента, задохнется…

А требуется просто слегка «отбить мясо» перед тем, как им займется повар.

Палач?

В том-то и дело, что палачом брата можно было и не запугать. Палач был ему знаком. А вот боль, неизвестность, страх… могло это сработать?

Могло!

Что с Аруасием? Где он?

Брат тома и знать о том не знал, да и не задумывался. Сейчас все его мысли были только о спасении своей шкуры.

Только вот никто с ним разговаривать не собирался.

Избив несчастного монаха, похитители бросили его в углу, словно тюк с тряпьем, и вышли вон. Тома лежал, пытался отдышаться, и подсчитывал свои раны и синяки. Он бы спросил, сказал… да он бы много чего мог сделать! Только вот никого не интересовало, что он может сказать, в нем словно бы вообще не видели человека. И это было самым страшным.

Про обитателей клеток, к которым брат относился примерно так же, он и не вспомнил. Увы.

***

Аруасий вытер нос и исподлобья посмотрел на мужчину, который с ним договаривался.

- Ну что – сдержал я слово?

- Да. Возьми. Куда тебя доставить?

Аруасий, который до последнего не верил, что его отпустят и дадут денег, вдруг ощутил на ладони тяжесть кошелька.

- А…

- Что ты удивляешься? Думал, убьем?

- Думал… только что здесь, что там…

- Понимаю. Так куда тебя отправить? Или сам разберешься?

- Вы меня выпустите, а там я уж сам разберусь.

- Как скажешь. С утра иди куда, захочешь.

- Почему – с утра?

- Так ночь сейчас, ты, конечно, парень неглупый, но все одно нарваться можешь. Так что до утра у нас, а потом на все четыре стороны.

- Хорошо.

- Если еще чего-то хочешь попросить – говори сейчас, мы больше не увидимся.

- Одежду бы мне…. Другую.

- Какую?

- Как у работяги.

- Не пойдет. Давай, как у приказчика из мелкой лавки, на рабочего ты не похож уже. Руки, да и смазлив ты слишком…

Аруасий думал недолго.

- Хорошо. Можно, точно?

- Чего ж нельзя? Одежда, обувь, ну и прикажу тебе собрать всякого-разного на дорогу. Понимаю, пищу ты не возьмешь, побоишься, но гребешок – полотенце – иголка с ниткой и прочее, мелкое?

- Спасибо, эрр!

- Да не за что. Ты нам хорошо помог, а за труды и награда быть должна.

Аруасий все равно не верил.

До самого утра не верил, но его и переодели, и накормили, правда, своеобразно, колодезной водой и крутыми яйцами, не отравишь, и сумку с собой собрали, и деньги отдали. И ушел он спокойно, в сторону дороги, хоть и ожидал до последнего камня в спину, да не дождался.

А все просто объяснялось.

Предстоятель старался держать слово, которое давалось им или от его имени. Так ему потом верить больше будут, репутация, она зарабатывается с трудом, а теряется в секунду. Если бы вопрос был серьезным, предстоятель бы любую клятву нарушил, не задумался. Но так-то – зачем?

По мелочи даже и неинтересно. Вульгарно как-то.

Аруасий ушел, и жил себе спокойно всю оставшуюся жизнь. В Картен уехал, хотелось бы дальше, да на Шагрене ему точно не обрадовались бы. Мечту свою исполнил, смог сменить шкуру, отправился служить в лавку, потом женился на дочери хозяина, жил с ней, не так, чтобы идеально, но вполне себе неплохо, детей завел, погуливал иногда, лавку у тестя принял, когда срок настал.

И – молчал.

Всю свою жизнь молчал о своем происхождении и о том, что случилось в его молодости. Как о таком рассказать? Самому же страшно! Подумать – и то жутко, не то, что слово вымолвить!

О том, что случилось в Фардании, он знал, и лишний раз прикусывал язык. Целее будет. И голова, на которой этот язык закреплен – тоже.

***

Мария иногда думала, что змеей доползла бы побыстрее. Плевать, что пузо о кочки обдерет, все равно вышло бы лучше!

Кортеж!

Это пока кареты, пока телеги, пока слуги…

Это еще она воспользовалась ситуацией. Если к ней брат приехал, так она с братом и поедет. И – БЫСТРО!

А могло бы и еще хуже быть.

Слушались-то Марию беспрекословно. И слушались, и каждое слово ловили, и все делали, но… не положено!

Есть традиции, обычаи и установления?

Вот и все тут!

Не может благородная эрра ехать без кареты, камеристки, платья, и карета королеве полагается совершенно определённая, и эскорт, и даже мебель своя… тут уже Мария рявкнула так, что стены дрогнули.

Еще за ней кровати не возили?!

Совсем страх потеряли?! Берега попутали?!

Быть бы церемониймейстеру битым личной королевской ручкой, но вмешался канцлер. И мигом развел половину проблем.

Просто кортеж ее величества Марии присоединялся к кортежу его величества Саймона. И карету можно взять походную… вот, в такой ее величество уже в монастырь ездила. Подойдет?

Мария согласилась.

С таким подходом дело пошло быстрее, но двигаться с хорошей скоростью все равно не получится. Так что встал вопрос, кого оставлять на хозяйстве.

Канцлер?

Безусловно. Но кто-то тут ему доверяет полностью?

Нет уж, это вы кому другому расскажите. Доверять я готова, но плетку рядом положу. И гильотиной пригрожу, так,