Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

проехал всадник с прекрасной всадницей; Даниел изумленно остановил на них свой взор, даже не поняв сперва, что знает обоих. Не осознал он этого факта даже тогда, когда всадник обратился к нему напрямую отрывистым, не лишенным откровенной издевки голосом:

– Надеюсь, вас разместили со всеми удобствами?

Даниел, верно, так и продолжил бы глупо молчать, погруженный во внутреннюю борьбу с самим собой, если бы Тин не воскликнул во весь голос:

– Джехар! Одди! Как славно, что вы здесь!

Да, ведь это были именно они. Джехар и Одди. Даниел задумчивым взглядом скользнул по сытой самоуверенной физиономии Джехара, его тщательно вымытому коню с шелковистой гривой, куда были вплетены черные ленточки, по тоненькой фигурке Оделян, на ногах которой красовались сафьяновые сапожки, таковых у нее вроде раньше не имелось… Дану захотелось немедленно разъяснить ситуацию, он даже готов был внутренне умолять Джехара, чтобы им развязали руки, поскорее отпустили, накормили. Но это был мимолетный порыв, вместо этого Даниел лишь растянул губы в горькой усмешке. Он вдруг отчетливо услышал ответ на вопрос, который какое-то время навязчиво занимал его мысли: почему полидексяне оказались столь жестоки по отношению к таровилльцам? А ведь на самом деле все очень просто: они узнали, что валеты города отправились защищать Беру и захотели им отомстить. Здесь возникал еще один логичный вопрос: как они узнали? Еще проще, от самого Даниела. Ведь это он передал ребятам слова Ранди. Джехар слышал их наравне с остальными. И рассказал захватчикам, побуждаемый неведомыми мотивами. А что с Оделян, Питбулем? Неужели они тоже причастны к столь ужасным событиям, но нет, такого быть просто не может! Впрочем, факты говорили сами за себя: Одди сейчас на свободе, а не трясется с ними в телеге с завязанными руками, более того, она фривольно прижимается к Джехару, будто его невеста!

– Таровилль еще долго будет гореть, – совершенно чужим голосом вымолвил Даниел, как бы обращаясь ко всем и одновременно ни к кому. – Не жалко невинных?

Джехар весело оскалился, ибо догадался, что проницательный Даниел все понял, без лишних разъяснений.

– Не-а, – беспечно отозвался он. – Они же на стороне беруанцев. А мы с ними как раз собираемся воевать. Какая жалость может быть к врагам?

Если бы Даниел умел ругаться, он бы, наверное, обозвал Джехара, однако правильному сыну академиков ничего не лезло в голову, кроме занудных научных слов, связанных с ботаникой, а это, скорее всего, прозвучит смешно. Дану ужасно не хотелось выглядеть смешным в глазах Оделян, напротив, ему мечталось проявить себя настоящим героем, таким, о которых писали в хрониках.

Тин же ничегошеньки не понимал. Слишком честные и добропорядочные люди бывают порой весьма непонятливыми. Он просто бестолково переводил взгляд с Джехара на Даниела и подавленно молчал.

– Госпожа Лян хочет тебе кое-что передать, беруанец, – с этими многообещающими словами Джехар озорно подмигнул пленникам. – О чем ты там хотела с ним поговорить, Одди?

Девушка вздрогнула, длинные, изогнутые ресницы ее затрепетали, будто крылья диковинной стрекозы.

«Красиво», – горько отметил про себя Даниел.

– Вас везут в Ту-что-примыкает-к-лесу. Вы покажете точное расположение Троссард-Холла, а еще лучше – нарисуете подробную карту. Мы с Джехаром вряд ли вновь отыщем верную дорогу, слишком уж Купеческий лес дремуч. После этого вас вместе с остальными школьниками повезут в Омарон. Если ослушаетесь – участь ваша будет незавидной. Полидексяне терпеть не могут беруанцев, они уже мечтают немедленно расправиться с вами.

– За что, Одди? – хриплым, прерывающимся от боли голосом поинтересовался Даниел. Как он ни мечтал выглядеть безразличным ко всему героем, увы, не получалось.

– Нечего было шашни крутить с Ранди, – сухо отрезала Оделян, спрятавшись за широкой спиной Джехара, как за ширмой. Неужели это правда? Девчонка подло отомстила ему, совершив предательство – гнусное и страшное, ибо она навредила не только всей их компании, Артуру, но еще и другим невинным людям – таровилльцам, да и не только им. Еще неизвестно, какие последствия этот мерзкий поступок будет иметь в будущем. А он влюбился в нее, как совершенный болван!

– Ты мою девушку обидел, братишка. Извинись перед ней, – властно потребовал Джехар, алчно впившись своими темно-синими глазами в искаженное страданием лицо Даниела. Тот угрюмо молчал. Нужные слова, как назло, не находились, тем более он никогда не отличался остротой на язык. Да и что тут скажешь? Назвать их предателями, отругать? Так, наверное, многие предатели сами не осознают, кто они такие, иначе ни за что не решились бы на подобную гнусность. Глупо метать бисер перед короедами – те все равно не поймут. Однако презрительное молчание Даниела вполне оценил их сосед, сидевший напротив. Желая выслужиться перед господами, он резко выхватил кинжал и рифленой рукоятью наотмашь ударил Даниела по лицу, да так сильно, что бедный сын академиков чуть не вылетел из телеги.

– Отвечай, когда с-спрашивают, – немного шепелявя произнес он ослепленному неожиданной болью Даниелу.

– Пожалуйста! – истерически взвизгнула Одди, стиснув пальцами могучие плечи Джехара, но тот и сам не замедлил вмешаться.

– Пленников трогать не смей, Кэшью, – отрывисто приказал он. – И накорми, когда к лесу подъедем. Тот издал гнусный смешок в ответ.

Затем Джехар пришпорил коня, и они умчались назад, в хвост каравана, красивые и безмятежные. Наверняка в их распоряжении имелась своя удобная карета, дилижанс или что-то вроде того.

Человек, которого назвали Кэшью, с жестокой насмешкой наблюдал за тем, как Тин неуклюже помогает другу подняться и вновь водвориться на овчинных подушках. Сосед не являлся полидексянином, он выглядел скорее как беруанец – с большими глазами, белокожий, веснушчатый, с красными пятнами, изредка выступавшими на его бескровных скулах. Скрученная козлиная бородка была, очевидно, предметом его особливой гордости, ибо он с важным видом теребил ее пальцами. Он вполне оправдал подозрения ребят насчет своего происхождения, когда заявил наглым и развязным тоном:

– Я тоже беруанцем был, как вы. А теперь вот на другой ветке околачиваюсь.

– А что так? – хмуро поинтересовался Тин, по-новому взглянув на их соседа.

– Дерьмо там, а не люди. Налоги высокие, правительство прогнившее, виды из окон плохие.

– Думаете, в другом месте лучше будет?

– Я полидексянам тайный вход на дерево покажу, и меня золотом осыпят. Главный ихний, вроде хатуг-хан, обещал мне столько монет, что я купаться в них буду.

– Смотрите, как бы ваше золото в дерьмо не превратилось, – тихо буркнул Тин, но сосед, к счастью, не услышал его дерзких слов. Кэшью еще какое-то время разглагольствовал, мечтая о прекрасном будущем, а затем захрапел, некрасиво распахнув рот. Когда он, наконец, замолчал, Тин обратил свое лицо на Даниела и увидел, что темные глаза того