Режиссёр из 45-го - Сим Симович

— К директору? — Володя удивился. — Что-то случилось?

— Да нет, вроде ничего. Просто велел. Идите, идите.

Володя свернул к административному корпусу. Поднялся на второй этаж, постучал в дверь кабинета директора.

— Войдите!

Борис Петрович сидел за массивным столом, заваленным бумагами. Седые волосы были зачёсаны назад, на носу очки. Увидев Володю, он отложил документы, снял очки:

— А, Владимир Игоревич! Проходите, садитесь.

Володя сел в кресло напротив. Борис Петрович откинулся на спинку стула, достал папиросу, закурил. Выпустил дым, посмотрел на Володю внимательно:

— Скажите мне честно. Вы готовы снимать?

Володя растерялся:

— В смысле? Я думал, нам ещё неделю репетировать...

— Вот об этом и хочу поговорить, — Борис Петрович затянулся. — Я вчера заходил в павильон. Смотрел вашу репетицию. Видел, как актёры работают, как вы с ними работаете. И знаете, что я понял?

Володя молчал, ожидая.

— Вы уже готовы, — Борис Петрович наклонился вперёд. — Актёры живут в ролях. Они не играют — они существуют. Зина и Николай Фёдорович — это уже не актёры, это Катя и Петя. Понимаете? Вы добились того, чего многие режиссёры не добиваются за месяцы работы.

— Но, Борис Петрович, — Володя попытался возразить, — я хотел ещё отработать несколько сцен...

— Зачем? — директор оборвал его. — Чтобы заболтать? Чтобы заштудировать до смерти? Владимир Игоревич, я в этом деле сорок лет. Я знаю, когда актёры готовы. Если продолжать репетировать, вы потеряете ту свежесть, ту искренность, которая у вас есть сейчас. Они начнут думать вместо того, чтобы чувствовать.

Володя задумался. Директор был прав. Он и сам чувствовал — актёры на пике формы. Ещё немного, и они начнут повторяться, терять живость.

— Вы правы, — медленно сказал он.

— Конечно, прав, — Борис Петрович усмехнулся. — Поэтому вот что я решил. Даю вам добро на начало съёмок. С понедельника. Сегодня четверг, значит у вас есть три дня на финальную подготовку. Утвердите локации, проверьте технику, согласуйте график. А в понедельник — первый съёмочный день.

Володя почувствовал, как сердце забилось чаще. Съёмки. Настоящие съёмки. Не репетиции, а работа на камеру.

— Я... да, Борис Петрович. Спасибо.

— Не благодарите, — директор встал, подошёл к окну. — Я верю в ваш проект. Верю в вас. Снимайте так, как чувствуете. Не бойтесь. У вас получится.

Он повернулся:

— Идите. Михаил Сергеевич уже всех предупредил. Команда вас ждёт в павильоне номер три. Собирайте совещание, планируйте.

Володя вышел из кабинета как ошпаренный. Съёмки. С понедельника. Надо всё организовать, подготовить, проверить. Три дня — это мало и одновременно много.

Он почти бежал к павильону. Сердце колотилось. В голове уже складывался план — что успеть, кого предупредить, что проверить.

Дверь павильона была открыта. Володя вошёл и замер.

Вся команда была в сборе. Катя-монтажница сидела на стуле с блокнотом. Лёха-звукооператор возился с оборудованием. Коля-ассистент бегал туда-сюда, что-то записывая. Николай Фёдорович и Зина стояли в углу, о чём-то тихо разговаривая. У стены сидел Алексей Николаевич Громов — сценарист, худой, с вечной папиросой. Рядом с ним Иван Кузьмич — декоратор, в рабочем комбинезоне.

Все повернулись, увидев Володю.