Фантастика 2025-185 - Дмитрий Львович Казаков

— Я знаю тебя, — голос Алана звучал сухо и ровно, но в нём чувствовалось напряжение натянутой струны, — и я знаю о тебе, Змея. И мать Эухенья — она тоже знает: я рассказал.

— А теперь я и сама видела, — добавила Миктекасиуатль, — и знаю: он рассказал мне правду.

— Я не понимаю, — Серпента лихорадочно соображала, что же ей делать. — Мы пришли с севера, оттуда, где людей-индиго гонят, как диких зверей, а вы…

— Тебе нет здесь места, Змея, — слова Матери-Ведуньи были каменно тяжелы. — Ты можешь подкрепиться и отдохнуть — мы не откажем путнику в ночлеге, — но остаться — нет.

— Но почему?

— В тебе слишком много зла, — бесстрастно объяснила ведьма, — и я не хочу, чтобы это зло вползало под своды моих пещер. Тебе нет здесь места, Змея, — повторила она.

— Хорошо, — Серпента умела держать удар, — я уйду. Мы уйдём.

— Нет. Ты — уйдёшь, она — останется. Их, — Эухенья посмотрела на прижавшихся друг к другу Мэй и Волчонка, — нельзя разлучать. И ты ещё не до конца отравила эту девочку — она ещё сможет стать человеком.

«Какая глупость! — подумала Змея с бессильной злостью. — Если бы я только знала, что её приятель здесь… Хаос бы побрал эту дурацкую детскую любовь… Какая глупость — вытаскивать эту бестолковую девчонку из немыслимых передряг, и так нелепо её потерять! Какая глупость…».

Серпента чувствовала, как в ней растёт и набухает тёмная ярость, однако холодный разум индиго взял верх. Змея видела, кто эти двое, и хорошо понимала: против этой пары ей не выстоять и нескольких секунд. И старик, и ведьма сильнее её, а уж если они вдвоём…

— Хорошо, — повторила она, едва сдерживаясь, — я уйду. Но я вернусь, — и голос её сорвался на шипение. — Я вернусь…

Лицо Алана дрогнуло. Он хотел ответить, но Миктекасиуатль остановила его.

— Послушай меня, Змея, — тебе этого больше никто не скажет. Да, ты сильна — очень сильна, и ты многое можешь. Но ты пьёшь из запретного источника, и тебе придётся за это платить. Нельзя черпать силу Тьмы и не раствориться в ней без остатка. Подумай, Змея, пока ещё не поздно.

— Не пугай меня, ведьма, — Серпента стиснула пальцами маленькую змеиную головку с крошечными бусинками глаз. — У меня своя дорога, и поводыри мне не нужны. И никому не советую становиться на моём пути! — Последние слова она почти выкрикнула, резко повернулась и пошла к реке, не оглядываясь и даже не посмотрев на притихшую Мэй.

— Может, зря мы с ней так? — тихо спросил Алан, провожая взглядом удаляющуюся фигуру предводительницы ньюменов. — Может быть, нам надо было разрешить ей остаться? Она ведь сильная — настоящая магиня… От неё могла быть польза.

— Да, она сильна, — согласилась Эухенья, — но сила эта слишком недобрая. От неё куда больше вреда, чем пользы. Серпенту нельзя было здесь оставлять — юные души нестойки, и легко могут поддаться соблазну. Всевластие — это ведь так заманчиво… А если тебе говорят, что ты выше и лучше других, и что ты имеешь право смахнуть этих других, как пыль, — это подобно яду, Алан. И этот яд нельзя пробовать на вкус — он может понравиться.

— А ведь она действительно вернётся, — задумчиво произнёс Старик, — и вернётся со злом…

— Всё может быть, — ведьма чуть пожала плечами. — Будущее — оно вероятностно.

Мэй и Хайк сидели на траве, взявшись за руки, и говорили, говорили, говорили, словно боясь не успеть сказать всё, что они хотели сказать друг другу. Красный шар солнца уползал за зубчатую кромку гор, и на траве вытягивались длинные тени, постепенно сливающиеся с вечерними сумерками.

…А внизу, в тёплом живом магическом свете просторной жилой пещеры, безутешно рыдала Наташа, уткнувшись мокрым от слёз лицом в колени Мерседес.

— Эта бледная кукла с неживыми серыми волосами… А он… А я… У неё красные пятна в ауре — она убивала людей! А он кинулся к ней, как… как… Мама!

Андрей растерянно топтался рядом, не зная чем тут можно помочь, пока Мерседес не сделала ему досадливый жест рукой — иди, мол, отсюда. Крутившаяся поблизости Эстрелла тут же ухватила его за руку, сердито прошипев: «Ты что, совсем глупый, да? Идём, не мешай им!». Андрей вздохнул, отступая под натиском женской солидарности, и нырнул вслед за Эстреллой в тёмный зев узкого извилистого прохода.

— Как же так, мама? Ведь я же с ним…

— Ш-ш, моя девочка… — шептала Мерседес, ласково проводя рукой по русым волосам и вздрагивающим от рыданий плечикам Наташи. — Успокойся, всё пройдет…

— Не пройдёт! — Наташа вскинула голову и посмотрела в глаза матери. — Я больше никого никогда не полюблю — это у меня на всю жизнь!

— Глупая ты моя… — успокоила её Мерседес. — Сколько тебе лет? Вот то-то же… Я встретила твоего отца, когда мне было почти тридцать, и только тогда я поняла, что такое настоящая любовь… А всё, что было до этого — всего лишь бледная тень этой любви… Не плачь, у тебя ещё всё впереди. Любовь — она приходит к каждому, кто сумеет её заслужить, дождаться, заметить и не потерять…

Наташа прижалась к матери, всё ещё продолжая всхлипывать, но с каждым разом её всхлипывания становились всё реже и тише…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ИФРИТЫ

— Бис-ми-и-и-л-ла-а-а-а…

Долгий тягучий звук тёк по стенам, вплывал в узкие стрельчатые окна, растекался по углам тесных двориков. Седые камни впитывали его — они слушали вечность. Казалось, здесь остановилось время, завязло в поющих под ветром песках, заблудилось в лабиринтах горных ущелий, задремало под горячим солнцем. Этот древний мир не хотел перемен, он им противился — он хотел жить по законам минувших столетий, неспешно и неизменно, жить так, как этот мир считал правильным. И копилась между руин мёртвых городов, где бродили призраки властителей ушедших эпох, Сила: она сжималось змееподобной тугой пружиной, сопротивляясь натиску извне. Ленивое время Востока просыпалось, разбуженное суетливым временем Запада и очень недовольное тем, что его сон потревожили.

— Мы хотим услышать ваши слова, почтенный Джелаль ас-Масуд.

Интерьер комнаты выглядел эклектично: мозаика на полу, инкрустированный стол тёмного дерева, арчатые своды дверей соседствовали с современной эргономичной мебелью, синтетическими плитками «вечного» органопластика под мрамор, которыми был выложен небольшой бассейн с журчащим фонтаном, и огромным — во всю стену — стереодисплеем компьютера. И прохладу здесь навевала работавшая абсолютно бесшумно суперсовременная система кондиционирования, а не опахала в руках темнокожих невольников.

Трое из четверых находившихся в комнате людей среднего