Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

А вот Ванька Черницын не удовлетворился таким «скудным» набором самолётов и заваливал меня новыми проектами. Огромный квадроплан с четырьмя крыльями, самолёт с тандемной компоновкой, когда за первыми тремя крыльями располагались ещё три штуки, и вовсе монструозный самолётище сразу с двумя десятками крыльев. Увы, но мне пришлось «зарезать» эти идеи сумрачного русского гения. Во-первых, с каждым добавленным крылом эффективность подъёмных Знаков падала, и эти здоровенные дуры жрали бы невероятное количество эфира. А во-вторых, я не видел практических вариантов, куда их можно применить.

Чтобы Ванька перестал маяться ерундой, я вызвал его к себе и вручил пакет с выкладками по ломолётам — эдаким дирижаблям, придуманных Ломоносовым.

— Держи, это теоретические наброски Михаила Васильевича по воздухоплаванию.

— Михаила Васильевича? — Ванька скептически хмыкнул.

— Ломоносова.

На лице изобретателя мелькнуло удивление, сменившееся благоговением.

— Его самого⁈

Будто прикасаясь к величайшей реликвии, он вынул первый лист и пробежался по нему взглядом.

— Откуда они у вас, Константин Платонович?

— В своё время мы обсуждали с Михаилом Васильевичем проблему воздухоплавания. И он завещал эти бумаги мне.

Ванька несколько раз моргнул, посмотрел на меня и заявил:

— Я… я немедленно брошу все силы, чтобы воплотить эти идеи в жизнь!

— Нет, сначала ты вдумчиво изучишь бумаги и разберёшься в принципах работы этой схемы. А потом мы вместе сядем и подумаем над конструкцией прототипа.

— Константин Платонович, да я…

— Нет нужды торопиться, Ваня. Ломолёт от нас не улетит, — я усмехнулся, — а вот его надёжность нужно проработать как можно лучше. Если сделать всё правильно, такой аппарат сможет долететь от нас до Петербурга.

— Да⁈ А кругосветное путешествие на нём можно будет сделать?

— Вполне может быть. Если ты не будешь торопиться и обстоятельно разберёшься.

На этом мы и разошлись. Ванька в свободное время разбирался с чертежами и зубодробительными формулами Ломоносова, и, судя по всему, ему этого хватит на ближайшие полгода.

* * *

Киж принимал самое деятельное участие в испытании всех моделей самолётов. И высказывал очень дельные мысли по их доработке и усовершенствованию. Уж не знаю, откуда у мертвеца такой талант к воздухоплаванию, но без него машины точно получились бы гораздо хуже. Тем более что как лётчик-испытатель он сохранил жизни не одному человеку: трижды он разбивался так, что от аппарата оставались одни ошмётки. А ему хоть бы хны, только силой подпитать — и он в полном порядке.

Ещё до того, как машины пошли в серию, Киж стал набирать опричников для двух воздушных эскадронов. Первый должен был состоять из двенадцати бипланов, разведчиков-штурмовиков. А второй — из восьми трипланов-бомбардировщиков. Для войны с испанцами этого достаточно, а после уже будем думать о расширении.

Пожалуй, летал Киж больше всех остальных пилотов, вместе взятых. С утра до вечера, а иногда даже устраивая ночные вылеты. Изобретая на ходу фигуры пилотажа, пробуя атаковать наземные мишени и тренируя навык разведки на полках Суворова. Он же первый сделал «петлю мертвеца», как он сам её с гордостью назвал. И первым испытал парашют, который мы с Настей Ивановой изготовили. Кстати, это был не просто кусок ткани, там применялась оригинальная связка Знаков для страховки и гарантированной мягкой посадки. Ведь жизнь пилотов гораздо важнее любой машины, какой бы дорогой она ни была.

Мне кажется, именно в авиации Киж нашёл своё настоящее призвание. И был по-настоящему счастлив, летая и уча своих авиаторов. В дни полётов он даже не прикасался к рябиновке, а про карты и думать забыл. Он чувствовал себя живым и наслаждался каждой минутой, проведённой в воздухе.

* * *

Зима в Калифорщине оказалась точной копией муромского лета. Только дождей побольше, в океане купаться холодновато, а вершины гор на горизонте стали белыми от снега.

— Будто в рай попала, — усмехалась Настасья Филипповна. — Только ангелочков в небе не хватает.

Я постарался сдержать улыбку и не стал говорить, что Дмитрий Иванович со своими пилотами усиленно пытается их заменить. Всё же ключница была достаточно религиозна и посещала все церковные службы.

— Не скучаете по снегу? — спросил я её.

— Господь с тобой, Костя! Я на него столько за свою жизнь насмотрелась, что ещё на сто лет хватит. А как вспомню, что чуть не замёрзла насмерть, когда пришлось в соседнее село по морозу бежать, так и вовсе не хочу его видеть.

В декабре с Алеутщины вернулся де Суньига. Там была настоящая зима, и до окончания холодов навигация встала, так что ловить было некого. Встречаться с испанцем не было ни времени, ни смысла, и я ограничился докладом Камбова.

— Он себя неплохо показал, — опричник не питал к де Суньига дружеских чувств, но вынужден был признать его успехи. — Мастерски спалил два корабля контрабандистов, ещё три повредил, и их смогли захватить. Из своих средств покупал кое-какое оружие и амуницию для отряда. Русский уже неплохо выучил, с людьми ровно общается, старается сглаживать конфликты.

— Как ты его в общем оцениваешь?

— Хороший вояка, хоть и испанец. Видно, что наёмником много воевал. Разрешите я его здесь к делу пристрою?

— Семён Иванович, он же тебе не нравится.

— А что делать, — Камбов развёл руками. — Талантов у меня мало, а дело делать нужно.

— Куда хочешь его?

— За Большим Каньоном последнее время пришлые индейцы шалят. Лезут с востока, разбойничают, грабят наших индейцев, лошадей угоняют. Я как раз туда отряд опричников собирался послать. А наш испанец им поможет, заодно проверим, не сбежит ли на юг к своим.

— Добро, можешь его задействовать. Всё равно в городе его держать нет смысла.

* * *

В середине января приехали сразу два неожиданных гостя.

Двенадцатого числа я вернулся вечером домой и во внутреннем дворике увидел Ксюшку и пожилого мужчину, которого даже не думал здесь встретить.

— Пётр Петрович?

Добрятников обернулся и расплылся в улыбке.

— Константин Платонович! Дорогой мой!

Мы тепло обнялись с ним.

— Простите, что приехал без приглашения, Константин Платонович.

— Да что вы такое говорите, Пётр Петрович? Я всегда рад вас видеть.

За ужином Добрятников рассказывал муромские и московские новости, шутил и совершенно не касался причины своего приезда. Ксюшка светилась от радости, а близнецы пребывали в восторге от приезда любимого дедушки. Бобров тихонько улыбался — с тестем у него были отличные отношения. Марья Алексевна тоже была