Светлые века - Йен Р. Маклауд

Ознакомительный фрагментобещание, отведет ли меня посмотреть на настоящего, живого дракона. И вот мы с ней выходим под палящее солнце и идем по мосту из камня и живожелеза – в честь моста и назвали наш городок – на дальний луг, где в этот девятисменник все готовятся к бурному выходному, когда ярмарка должна предстать во всем великолепии. Всюду стоят залатанные шатры с выцветшими на солнце полосками. Среди коровьих лепешек тут и там виднеются витки пароотводных труб, будто кто-то растерял свои потроха. Слышны крики и звуки ударов молотком. Везде фургоны. Оставленные без присмотра машины – небольшие по меркам Брейсбриджа, – которым предстояло приводить в движение аттракционы, дремали и постукивали, почти не испуская дыма. Я понял, что мы пришли слишком рано, еще ничего не готово. Тем не менее, мужчина в фартуке забрал наши деньги, и я, схватившись левой рукой за маму, а в правой сжимая липкое анисовое драже, отправился вместе с ней на поиски моего дракона, спотыкаясь о высохшую луговую траву.

Среди тощего колючего кустарника на дальнем краю поля, возле большой клетки, поставленной на кирпичи, пахло дерьмом и фейерверками. Существо на подстилке из отсыревших газет взглянуло на нас через облупившиеся деревянные прутья. Один глаз был затянут серебристым бельмом, но в другом, зеленовато-золотистом и с горизонтальной прорезью зрачка, как у козы, светился тусклый проблеск разума. Оно с хрустом зевнуло, не переставая наблюдать за нами. Зубы у него были гнилые. Когда существо попыталось расправить крылья в тесноте клетки, туча мух взлетела, а потом опустилась на прежнее место. Шкура у него была не чешуйчатая, а серая, и местами на ней росли пучки жесткой щетины.

И вот это… дракон? Безутешный, я поплелся домой. Отец еще не вернулся, Бет была в школе, и в тот самый момент, когда мама вошла и захлопнула дверь, все вокруг показалось мне затхлым и пустым. У меня было тяжело на сердце, во рту осталась горечь от анисового драже, и я вдруг отчетливо услышал далекий грохот.

ШШШ… БУМ! ШШШ… БУМ!

– Брось, Роберт. Все не так уж плохо, верно? По крайней мере, ты увидел дракона. Завтра или послезавтра мы бы ни за что не пробились сквозь толпу.

Я пожал плечами, уставившись на борозды на кухонном столе. В то время я понятия не имел, откуда берутся подобные создания: мы узрели в некотором роде выдающееся достижение зверодела, изменившего тело кошки, свиньи, собаки или курицы таким образом, что оно выросло и преобразилось до полной неузнаваемости. И все же я чувствовал, что стал свидетелем акта осквернения – полной противоположности тому, что происходило в неукротимом пламени эмпиреев, в пространстве-времени Айнфеля, воспетого Белозлатой, где некогда обитали все существа, никак не связанные с магией, сведенной к ремеслу.

– Мир полон сюрпризов. – Мать прислонилась бедром к моему стулу, положила локти на стол, пальцами обводя сероватый шрам у основания правой ладони. – Просто некоторые из них… совсем не те, каких можно ожидать.

Вечера тянулись вереницей, пока не настала осень, когда все члены гильдий Брейсбриджа, нацепив шляпы и кушаки, прошлись по городу маршем с барабанами и флейтами, а малые гильдии распахнули свои двери, чтобы мы, дети, могли полюбоваться изукрашенными драгоценными камнями книгами и узорчатыми реликвариями. А потом холодные ветры подули над Кони-Маундом, сорвали листья с берез и взметнули тучи над Рейнхарроу. И я улыбался про себя каждый раз, когда моя мать с обычной неуклюжестью, задом наперед, спускалась с чердака по лестнице, приставленной к люку в полу, и свеча в ее руках угасала, оплывая, но неизъяснимые мечты и надежды оставались со мной. Я поглубже зарывался пальцами ног в подкладку пальто, согретую ее телом, отрешался от витающих над Кони-Маундом шороха и бормотания, от грохота в глубине, отсчитывающего месяцы, сменницы и дни, пока не воспарял к луне и звездам, откуда смотрел на раскинувшийся внизу Брейсбридж с его дымящими трубами и ночным дивосветом прудов-отстойников.

Откуда-то с границы сновидений, со звуком поначалу еле слышным, как шелест травы на ветру, а потом дорастающим до пронзительного вопля, в долину влетел ночной экспресс. И я был там, стоял на подножке локомотива рядом с пароведом, управлявшим огромным поездом, когда тот пересек задрипанный вокзал нашего убогого городишки. Мы промчались мимо Брейсбриджа, и все его палисадники, свалки, поля, мастерские, фабрики и дома превратились в размытое пятно, а дальше были холмы, дикие бесплодные холмы, где вспыхивали странные огни и что-то завывало, где воздух пропитался прохладным запахом торфа и вереска, и все это хлынуло вдоль путей сияющей эфирной рекой. Экспресс должен был пронестись под сенью лесов, проскочить через Оксфорд, Слау и прочие южные города с их высоченными дымовыми трубами, прогрохотать по огромным арочным мостам над великими реками и безымянными притоками, протащить вагоны с блестящими янтарными бусинами окон мимо песчаных отмелей, парусных лодок и заросших камышом болот. Он должен был унести меня подальше от Брейсбриджа, приблизить к некоей потаенной истине о моей жизни, которая – я это чувствовал – вечно балансировала на грани раскрытия.

И я не сомневался, что истина эта окажется чудесной.

IV

– Вставай, Роберт!

Я пошевелился и почувствовал, что окоченел и замерз, пока лежал в неудобной позе. Не вылезая из-под кучи наваленных на меня старых пальто, на локтях подполз к треугольному чердачному окну.

– Быстрее! – На кухне грохотала вешалка для одежды. – Уже позднее утро!

Близился конец лета. Впервые в том году бугристое стекло моего окошка покрылось витиеватыми белесыми узорами инея, которые от дыхания пульсировали и преображались. Я выпростал руки, чтобы их потрогать, нарисовать на стекле круги. Внизу, за березовыми рощицами на склоне, искаженный двойник города утопал в клубах дыма и пара.

– Нам пора! – Мама была уже у подножия лестницы. – Останешься без завтрака!

Устроив нарочито громкую возню, я натянул штаны, рубашку и джемпер. Мне пришло в голову, что, хоть час явно поздний, мама может все же ожидать, что я отправлюсь в школу. Впрочем, сегодня ничего нельзя было сказать наверняка. Я это понял по звуку ее голоса.

Я осторожно изучал ее через кухонный стол, пока ел свой завтрак. Дом был в нашем полном распоряжении, поскольку Бет, обучавшаяся на младшего преподавателя в Харманторпе, уже раздавала грифельные доски, а отец отправился на работу в «Модингли и Клотсон». Под фартуком на маме была темно-синяя юбка и свежая белая блузка. Волосы были заколоты по-другому, а может, просто аккуратнее, чем всегда. Она перекладывала и расставляла вещи, сильнее обычного напоминая человека, занятого мыслями о чем-то