Клинок по имени Стикс - Blood_and_Tea

она умела лечить раны. Однако, сколь велик бы ни был Свет в ее душе, воскрешать она не могла. И даже сам Архипатриарх не мог.

— Что произошло? — дежурный священник, в сопровождении двух офицеров полиции, вышел из расступившейся толпы. — Адепт?

Лаула покачала головой и показала мужчине свой перстень, обозначающий ее нынешний орден. И люди, поначалу смутившиеся от того, что видят малознакомый знак, вскоре испуганно отпрянули, осознав, что стоят близко к Персту Указующему.

Жена Хакку бросила быстрый взгляд на Стикса и ударилась в еще более тяжелые рыдания.

— Прошу прощения, но вы… — побледнел дежурный.

— Лаула Минастинг, — девушка поднялась и кивком указала на стоящего неподалеку Стикса. — Веду Стикса на казнь.

Она постаралась, чтобы эти слова прозвучали веско. Силилась произнести их так, чтобы у этих людей не возникло больше вопросов. Она не верила Стиксу, но и не верила, что он бы так бессмысленно убил кого-то прямо под носом у всей Церкви. Особенно перед казнью, о которой он должен был знать.

Тем не менее, именно Стикс расхохотался в ответ на ее слова. Высокий, широкоплечий парень стоял над трупом человека, с которым вел беседы трое суток напропалую, и хохотал до слез.

Отсмеявшись, он протянул руки вперед, будто сдаваясь, и подмигнул Лауле:

— Только не в столице. Меня не казнят в столице, Лулочка.

*****

Игумен, заведующий ближайшим отделением полиции, был зол. Вопреки расхожему понятию, даже Светлые умеют злиться. Просто, в отличии от обычных людей, они, чаще всего, злятся на истинных виновников своего дурного самочувствия. Своего рода «праведный гнев».

Лаула всегда тяжко переносила времена, когда становилась его целью.

— Девочка, это — ужасная оплошность, — выговаривал ей Игумен по имени Леонард. — Ты привела дьявола в столицу не озаботившись сковать его всеми цепями рая и ада. Повтори, пожалуйста, ради Господа, сколько дней вы добирались сюда?

— Четверо полных суток, — послушно повторила Лаула, стараясь не выказывать своего раздражения по поводу его обвинений. — И я… не всегда была при «нем».

«Он» в данный момент находился в самом низу местной темницы. Она пустовала уже пару лет, так что условия в ней были, мягко говоря, не очень. Но Стикс посетил их, будто ему приготовили королевскую спальню. И царственно расположился там в облике Старца.

Впрочем, Лаула все равно немного переживала за своего подопечного. Пускай и Темный, пускай даже Темнейший — она не считала его виновным. Чем больше Лаула думала, тем больше приходила к выводу, что Стикс просто не мог убить Хакку.

— Он не стал бы этого делать, сир, — продолжила девушка. — Это… не в его характере.

— Это Стикс! Стикс, девушка! — взорвался эмоциями Игумен. — Вы никак не можете утверждать ничего об его характере! А я — могу! Стикс — чудовище, убийца, маньяк, дьявол, демон, враг Господень и тот, кто некогда убил самого Святого Федора! Если вы все еще не верите, что перед вами это самое существо, то можете прислушаться к своим печатям. Вы — сильная Светлая. Но даже ваши печати, наверняка, трещат по швам, верно?

Лаула чувствовала силу Стикса за своими ограничителями. Но она бы не назвала это, как «трещат по швам». Определенно, даже с талантами такой аномалии Света, как она, сила Стикса еле-еле помещалась под все замки печатей, и на те самые печати действительно оказывалось давление. Но это было давление равнодушной воды, на устойчивую дамбу.

Игумен же растолковал ее молчание по своему:

— Дьявол хочет вырваться на свободу. Сожалею, Лаула, но вы, похоже, были обмануты им. Это — беда, но на вас нет тяжкой вины. Ведь кто мы против самого Стикса?

Мужчина нервно выдохнул, потирая шею, перекрестился, и Лаула вдруг явственно осознала, что Игумен боится ее Клинка. Как и любой другой человек просвещенного мира, впрочем. Как каждый, кому в детстве читали притчи про Стикса, и рассказывали, как дьявол забирает к себе непослушных детей и взрослых.

И Лаула сама считала похожим образом. Но она не увидела этой Тьмы во плоти, каким описывали Стикса все трактаты и учебники.

— Я — Светлая, сир, — твердо ответила Лаула. — И я не боюсь его. Если будет нужно, я поставлю его на колени. Он — мой Клинок, а я — Перст Указующий. Перст Господа, сир. И Господь не указывал сегодня утром на профессора Хакку. Я знаю это. И Клинок был в ножнах.

— Слишком фанатично для одной недели знакомства, — покачал головой Игумен. — Но… прямо сейчас к нам идет посыльный. Послушаем же, что решила Церковь.

Лаула прислушалась и отметила опыт и слух Игумена — он заметил шаги своего подчиненного куда раньше нее самой. Впрочем, ей сейчас было совсем не до посыльных.

— Приказ, — коротко поклонился офицер полиции. — Сир Леонард, это…

— Личная печать Патриарха? — Игумен нахмурился. — И… Подпись Архипатриарха?

Лаула сглотнула. Два самых влиятельных Светлых Церкви уже решили ее судьбу. Пускай и письмо, но сейчас именно этот клочок бумаги имел власти больше, чем любой из присутствующих.

И тогда девушка начала догадываться. Она была ценной Светлой, ведь, в будущем, могла бы занять пост Архипатриарха и стать первой женщиной, стоящей во главе Церкви. Но, даже так, два столпа Церкви не соберутся на экстренное совещание всего лишь ради нее.

Они оба обсуждали Стикса. И пришли к выводу.

Игумен Леонард поднял на нее глаза.

Глава четвертая. Крик Баньши

«Два года назад. Двадцать первое полицейское подразделение Имира.»

— Это точно не ты? — спросила Лаула, изучая своего Клинка строгим взглядом.

Тот сидел за решеткой, на скамейке, в маленькой и грязной камере, в самом глубоком и темном углу темницы. Девушке пришлось взять фонарь, чтобы видеть его, и никакого сопровождения Игумен ей не выделил.

— Точно, — спокойно кивнул Старец. — У меня нет мотива.

— А тебе он нужен?

— У всех в мире есть мотив. И у убийцы профессора он есть. И он весьма… занимательный.

— Тебе это кажется интересным? Чья-то смерть? Тебя это веселит? — Лаула не знала, чувствует ли она злость или разочарование.

В конце концов, они из совершенно разных миров.

— Смерти наскучили мне еще тогда, когда Светлые были выдумкой, — хмыкнул Стикс. — И именно это меня и веселит. Они не кончились. Даже за пятьсот лет Власти Света.

— Нам сейчас не до философии, — Лаула покачала головой. — Тебя обвиняют…