Путь к вершине - Оксана Кас

В свои семнадцать Наён, конечно, уже знала, как минимум, большую часть истории своей семьи. Договорной брак, постоянные связи на стороне… в итоге — Наён должна называть отцом человека, который ей никто, но не может прилюдно называть папу папой.

С папой она была знакома с самого детства, он казался ей самым лучшим взрослым на свете. Добрый, веселый, всегда приносил классные подарки и рассказывал интересные истории. Колыбельные ей пел, читал смешные стихотворения, разыгрывал целые сценки с ее куклами. О том, что Минхёк — ее биологический отец — Наён узнала уже в четырнадцать. Отношения с матерью после этого заметно испортились. Впрочем, она и крестной тогда истерику закатила — та ведь тоже ничего не говорила.

Наён понимала, что главный «виновник» в этой истории — все равно дедушка. Это он был инициатором брака, он не давал родителям развестись, он настоял на том, чтобы отец признал Наён. Но сердится на дедушку почему-то не получалось. Наверное, потому что он старый… Или потому что он был для маленькой Наён понимающим взрослым, а не карьеристкой-мамой, злюкой-отцом и приходящим веселым мужчиной, который, вообще-то, и есть ее папа. Дедушка всегда находил время на разговоры, покорно играл в куклы, хотя тоже был занятым человеком. А еще… Наён знала, что дедушке стыдно перед ней. И иногда она этим нахально пользуется. Имеет право! У нее лучший в мире папа, а она не может с ним жить — чем не повод для капризов?

Но сейчас Наён, конечно, больше заботил текущий скандал. Процесс развода ее не особо интересовал, сейчас же она случайно оказалась посвящена в некоторые детали.

— Это и моя компания тоже! — орал отец. — Как ты смеешь настаивать на исключении меня из совета директоров⁈

— Ты свою долю в компании давно спустил в унитаз! Или забыл, сколько мой отец влил в этот бизнес? Все твои убыточные проекты, сомнительные договоренности — все это решала моя семья. Ты сам передавал свои акции моему отцу в качестве оплаты этих долгов. Сам.

— Ага, можно подумать, ты в это время была в другом месте!

— Я всегда занималась исключительно самими журналами. И — заметь — ни один из четырех журналов ни разу не превысил лимит. В то время как твои внезапные желания о расширении едва не обанкротили нас! И не думай, что отец забыл, что ты сделал с журналом семьи Нам!

— Опять ты об этом! Неужели жалеешь своего неудавшегося женишка? Конечно, им было бы проще управлять! Жил бы у тебя под каблуком и не вякал. Я. Избавлялся. От. Конкурентов.

— Да, конечно. Так избавлялся, что едва не попал под суд за взяточничество!

Они ругались где-то наверху и Наён замерла у лестницы. Подслушивать вроде как нехорошо… но куда ей идти-то? Они орут так, что слышно во всей квартире. Влезать в их перепалку ей, разумеется, не хочется. Да и новость о том, что отца могли отдать под суд, ее удивила и порадовала. О том, что у мамы был другой жених, Наён тоже слышала, от дедушки. Он сожалел, что тот брак не состоялся.

Но после слов о взяточничестве наверху послышался громкий удар.

— Придурок! — закричала мама. — Какого черта ты творишь⁈

Кажется, отец по чему-то ударил кулаком. Не по маме — уже хорошо. Но Наён на всякий случай проскользнула на кухню и позвонила дедушке. Рассказала о том, что родители ссорятся и ей страшно. Крики наверху становились все громче, отец уже перешел к своей любимой теме для оскорблений — что мама «нагуляла» Наён.

Они так громко кричали, что Наён даже не услышала звука поднявшегося лифта. Поняла, что подмога прибыла, уже когда зазвучали шаги по лестнице. Выглянув с кухни, Наён увидела охрану и одного из дедушкиных помощников. Папа в шутку называет их «решалы», потому что эти люди вообще никак не связаны с бизнесом, они помогают семье в самых разных делах. Например — приходят утихомирить разбушевавшегося супруга.

Мужчины выводили отца практически под конвоем. Тот недовольно бубнил что-то о дрянных порядках семьи Со и стервозной супруге.

— Господин Пак, — говорил дедушкин помощник, — Я настоятельно советую вам не приходить сюда, иначе мы будем вынуждены оформить судебный запрет.

Что ответил ему отец, Наён не расслышала — мужчины зашли в лифт. Поэтому и она вернулась на кухню, открыла холодильник для вина, наобум достала одну бутылку, проверив только, чтобы это было белое сухое, взяла штопор, бокал и пошла наверх, успокаивать маму.

Та сидела в своем кабинете, смотря пустым взглядом в стену. Когда Наён вошла, она вздрогнула.

— Это ты позвонила дедушке? — спросила она.

Наён кивнул и вручила маме бутылку. Та благодарно кивнула, ловко достала пробку и сама налила себе в бокал вино. Наён пить, разумеется, не собиралась. Вместо этого она села в соседнее кресло и выжидающе уставилась на маму.

— О каком суде за взяточничество ты говорила? — с любопытством спросила Наён.

Мама недовольно зыркнула на нее и поспешно перевела тему:

— Ты почему так рано? Я думала, что ты работаешь.

— У меня короткая смена. И ты не ответила на мой вопрос. Спрошу у папы, если ты не ответишь…

Мама недовольно поджала губы и напомнила:

— Ты не должна называть его «папой».

— Я с нетерпением жду момента, когда твоего нынешнего супруга я смогу законно называть «этот мужик».

— Наён, — весомо сказала мама, — Мы уже говорили об этом. Для тебя же будет лучше, если все будут считать, что ты — дочь Пак Манхи.

— Не нужно делать такие выводы за меня. Мне не лучше. Я его ненавижу. Я не хочу, чтобы кто-то считал меня его дочерью. У меня есть папа. А ты — безжалостна. Говоришь, что любишь, но за восемнадцать лет так и не дала ему того, что он хотел.

— Наён, — вздохнула мама, — Мы взрослые люди, сами во всем разберемся…

— Он любит тебя. И я уже не понимаю — почему. Он давно развелся, хотя у него отношения с бывшей супругой просто замечательные. Он всегда хотел быть с тобой. И со мной. Но у тебя на уме только бизнес и мнение общества. Это тебе нужно. Не мне.

— Прекрати дерзить! — мама, болезненно сморщившись, прикрыла глаза.

Кажется, у нее мигрень. Самое время для вина, конечно,