Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

«Это не тренировка, это имитация трудовой деятельности, — думал я, задыхаясь во время очередного забега. — Где развитие выносливости через специализированные упражнения? Где тренировки на ловкость? Где уклонение от удара врага? Это просто пытка. Они не тренируют нас быть бойцами, они тренируют нас быть выносливыми рабами».

Я вспоминал видеоуроки по физподготовке, армейские нормативы из фильмов, даже собственные попытки похудеть к лету. Везде была система, прогрессия и логика, основанная на современной военной науке.

Здесь же только тупая, уничтожающая тело и волю, монотонная нагрузка.

Но я не жаловался. Я просто делал.

Делал, стиснув зубы, стараясь найти в этом хоть какую-то логику, хоть какую-то пользу. Я сосредоточился на выносливости. На том, чтобы не упасть. На том, чтобы не быть последним. На том, чтобы не привлечь внимание Грейдена.

Я чувствовал, как мои мышцы горят, как лёгкие разрываются, но я продолжал. Я искал, где можно сэкономить энергию, где можно сделать движение чуть более эффективным, где можно подстроиться под ритм, чтобы не выбиваться из сил. Мой аналитический склад ума работал даже в таком режиме, пытаясь найти «баги» в этой системе тренировок.

Мейнард, напротив, был в своей стихии.

Его природная сила и феноменальная реакция сделали его одним из лучших. Он без труда справлялся с физическими нагрузками, его удары были точными, его движения — мощными. Он был идеальным солдатом для этой примитивной системы. Но даже он иногда бросал на меня недоумённые взгляды, когда Грейден заставлял нас делать что-то совсем уж бессмысленное. Он, человек порядка, тоже, наверное, видел, какой херней мы страдаем.

В прошлом инженер по каким-то там пожарным системам, он принимал тот факт, что вступил в армию. Да, не в свой немецкий вермахт, но тоже армию и это сделало его, немца, военным. Немец — это дисциплина. Приказ есть приказ.

Эрик же был воплощением хитрости и ловкости. Он не был самым сильным или самым выносливым, но он был самым хитрым.

Его «особое зрение», о котором говорил шаман, позволяло ему видеть, как течет энергия в теле, как распределяется нагрузка. Он находил самые лёгкие пути, самые экономичные движения и способы профилонить, чтобы поберечь силы.

При этом, казалось, он всегда был на шаг впереди, предвидя, что скажет Грейден, куда он пойдёт, кого будет гонять. Он был как игрок, который уже прошёл этот уровень и теперь знает все ловушки. И проходит уровень на лайте, просто чтобы пройти, без желания чего-то добиться или доказать.

Так проходил этот адский день. Первый день в пехоте Ордена. Кто-то из ветеранов сказал, что если прослужить двадцать пять лет, то можно выйти на орденскую пенсию. А потом этот ветеран смеялся… По его лицу было понятно, что шансом дожить до такой пенсии у нашей роты, каждого из солдат — примерно ноль.

Наш адский день, который обещал превратиться в адский день Сурка, проходил под палящим солнцем и безжалостным взглядом Грейдена.

* * *

Вечер. Казармы.

Когда солнце наконец скрылось за горами, бросив последние отблески на крепость, мы, измотанные до предела, дошли до казармы.

Это было не самое приятное место. Запах пота, немытых тел, давно нестиранной одежды, гниющих соломенных матрасов и чего-то ещё, неопределенно-противного, стоял в воздухе. Антисанитария полнейшая. Пол был земляной, с редкими пятнами грязной соломы. Кровати — простые деревянные нары, сколоченные наспех. Сортиры на улице, водные процедуры вообще не предусмотрены. Никаких удобств, никаких личных вещей. Только мы и наши измотанные тела.

Голод был невыносим.

На ужин нам выдали что-то невразумительное, напоминающее жидкую похлебку из не идентифицированных нами кореньев и какой-то крупы.

Ужин был загружен в большую бочку на колесах, любовно закрытую деревянной крышкой. Привёз это «счастье» низенький пузатый лысеющий мужичок, который держал в руках трубку.

Докатив до казармы бочку, он разлил нам по миске чудо-похлёбки и достал из нагрудного кармана глиняную трубку, неторопливо набил её курительным зельем. А вот огня у него не оказалось.

Есть это было сложно, но мы ели. Ели, озираясь как звери, чтобы никто не посмел отнять. Ели, потому что знали: завтра будет ещё тяжелее. И мы, не евшие очень давно, умяли эти пищевые помои за полминуты, быстрее чем мужичок справился с набиванием трубки.

Он озирался, явно в поисках огня, чтобы раскурить трубку. Мы тоже были курильщиками, поэтому быстро это поняли. Я сбегал в казарму и достал из тлеющей печи лучину, на конце которой тлел уголёк.

— А что, дядя, легка ли будет наша служба в Ордене? — я подал ему лучину, мужичок с полупоклоном её принял и раскурил трубку.

— Прости, приятель, я не мог смеяться, потому что был занят трубкой, — голос курильщика был добрый, располагающий, но с большой долей сарказма.

— А что так? Мы тут новенькие, порядков не знаем… Честно говоря, даже не знаем про Орден: ни устава, ни идеи.

— Ой, ребят, я вас умоляю, ну какая там идея? — он воровато оглянулся, чтобы убедиться, что кроме нас его слова никто не слышит. — Идея была в том, что двести лет назад шайка рыцарей без денег, зато с мечами врубилась в кипящий котёл из золота и крови, который боги назвали Кайенн и захватила большой участок.

— А как же благородство рыцарей? — невинно спросил Эрик, подбадривая курильщика к разговору.

— А они благородные. Родились во благе, то есть, — ухмыльнулся курильщик. — Но когда ты рыцарь и с детства умеешь мечом махать, а работать нет, то деньги кончаются и ты идёшь их отнимать у тех, кто слабее. А если делаешь это толпой, то называешь это орденом, местным государством, и машиной по перемалыванию костей в золотой песок.

— А что так всё плохо?

— Да не то, чтобы… Орден — территория для людей, это рыцари сразу установили. Тут редко бывают нелюди, и у них должен быть ярлык на такое право, иначе вжух, — Курильщик красноречиво показал вздёргивание на виселицу. — Хотя за пределами Ордена гномы и всякие эльфы бродят.

— И чем они занимаются, ну, эльфы там, гномы?

— Тем же, чем и все. Золотом. В Кайенне под любым кустом можно нарыть золотишко. В любом ручье, повыше в горах и в низинах. У Ордена почитай больше двухсот шахт и карьеров, от громадных до небольших, которые и нахрен никому не нужны.

— Выходит, Орден богат?

— Да, у Ордена всё хорошо, он на эти