Сирийский рубеж 2 - Михаил Дорин

— Ну, ты ж меня знаешь. Много дел.

— Когда перевозить будете? — спросил Рустум.

— Сегодня ночью.

Сириец кивнул и пропустил нас к допросной. Дверь скрипнула, как только Казанов её потянул на себя.

Мы вошли в комнату, где уже сидел Евич. Выглядел он не так уж и плохо. Вид опрятный. Лётный комбинезон, в котором его подобрали, постиранный и хорошо на нём сидел.

На лице ни царапины. Взгляд был презрительный, а губы слегка вздрагивали при каждом вздохе. Кулаки он сжимал настолько сильно, что на тыльной стороне ладони набухали вены.

— Пришли, значит. Что случилось, товарищи? — спросил Андрей.

— Ничего. И мы вам не товарищи, гражданин, — ответил ему Казанов и сел напротив Евича.

Я сел рядом, но с трудом сдерживал себя, чтобы не разбить лицо Андрею. Казанов выдержал паузу и посмотрел на меня.

— Гражданин Евич, я уполномочен довести до вашего сведения, что вам предъявлено обвинение…

— Я не признаю ваших законов. Вы разговариваете с гражданином Соединённых Штатов Америки. Мною уже был сюда затребован консул, — перебил его Евич.

Виталий выдержал секунду и продолжил.

— Вам предъявлено обвинение согласно Уголовного кодекса РСФСР по статьям…

— Да мне плевать, мистер Казанов. Ваши законы на меня не распространяются, — вновь Евич перебил Ивановича.

Но Казанов был непреклонен и зачитал весь список статей, по которым Андрею предъявляют обвинение. Их было достаточно, чтобы получить высшую меру наказания.

— У вас есть что сказать? — спросил Виталий, но Евич только ухмыльнулся.

Похоже, он не верит в то, что его сейчас могут вывезти в Союз. Сильно ошибается.

— А ты, Сашка, чего смотришь? Ну, спрашивай чего хотел. Где бы мы с тобой ещё пообщались.

Казанов посмотрел на меня и молча кивнул.

— У меня один вопрос — каково это — стрелять в своих? — спросил я.

В глазах Евича взыграли огоньки, а рот расплылся в улыбке.

— Легко. Это у тебя есть только Устав, кодекс, правила, знамя с серпом и молотом и «Слава КПСС». А я свободный человек. И с деньгами.

— Причина в деньгах? — уточнил я.

— В больших деньгах. Тебе не понять, Саша. Мне позволили творить, жить, как я хочу. Не между молотом и серпом, как у вас, а как нормальные люди живут. По закону. А что в Союзе? Партия — наш рулевой, — рассмеялся Евич.

Больше с ним не о чём говорить.

— Знаешь, я раньше думал, ты гнилая тварь, а ты оказался продажной сукой. У меня всё, Виталий Иванович.

Дверь в допросную открылась, и в комнату вошли двое парней в гражданке. Рослые и крепкие. В руках у одного из них наручники.

— Мы готовы, Виталий Иванович. Вот документы.

— Отдадите их Римакову. Он будет в самолёте. Забирайте, — спокойно сказал Виталий.

Двое вошедших быстро подошли к Евичу и надели наручники. Тут к нему и пришло понимание.

— Что… что это? — начал брыкаться Андрей.

Теперь в нём уже не было той уверенности и надменности.

— Я вас спрашиваю, что это?! — зарычал Евич, когда его подняли на ноги.

Казанов медленно повернул голову в его сторону.

— Возмездие.

Глава 5

Евич попытался вырваться, скользя ногами по каменному полу. Но из плотных «тисков», в которых его удерживали подручные Казанова, сделать это было не так уж и просто. Не настолько силён Андрей, чтобы разбрасывать людей в стороны.

— Это незаконно! Где консул?! Я гражданин Соединённых Штатов… — продолжал кричать Евич, когда его выволокли в коридор.

Тяжёлая дверь захлопнулась, а из коридора ещё доносились удаляющиеся от допросной, истерические вопли. Я собирался уже встать с места, но у Казанова было на этот счёт иное мнение.

Он просто сидел и смотрел на пустой стул, где только что сидел Евич. Я не собирался отвлекать его от размышлений. Наверняка, поимка и депортация Евича и для Виталия Ивановича были делом чести.

— Знаете, а ведь ничего не поменялось, — тихо сказал Казанов.

— В каком смысле? — уточнил я.

Виталий сразу не ответил. Он поставил локти на стол и упёрся подбородком в ладони.

— Дело сделано, а изменить уже ничего нельзя. Всего один человек, поддавшийся искушению красивой жизни, и сколько судеб сломано.

Виталий достал из кармана пачку сигарет и закурил прямо в допросной.

— 70 человек были уволены из своих ведомств. 25 из них получили судебные сроки. Ещё 84 лишились должностей и уже больше их не займут никогда. И ещё 15, кого уже не вернуть, — сказал Виталий и замолчал.

Судя по всему, число «15» означало тех, кто погиб в результате действий Евича.

— Ваш оператор Петруха в их числе, — вновь заговорил Казанов.

Он затушил сигарету и бросил её в урну.

— Нам с вами пора.

Я и Виталий вышли из комнаты для допросов и направились к выходу, где нас уже ждал транспорт. Оказавшись на улице, появилось ощущение, что чего-то не хватает.

Слишком тихо. Неслышно взрывов, стрельбы и на западе нет зарева. Моё замешательство не осталось незамеченным Казановым.

— Что-то не так, Александр?

— Да. Слишком тихо. Такое ощущение, что…

— Вы правильно думаете, Сан Саныч. В 0:00 часов стороны конфликта объявили о приостановке боевых действий на всех направлениях. Без предварительных условий. Так что, всё идёт к миру, — похлопал меня по плечу Виталий и пошёл со мной в направлении машины.

Перемирие, о котором не говорили только собаки на аэродроме, продолжало держаться. Прошёл день, но всё было спокойно. Редко можно было услышать автоматную очередь где-то совсем далеко.

Я не возражал против того, чтобы мы немного отдохнули и культурно посидели за чашами ароматного и расслабляющего чая.

Правда, утром на завтрак пошёл только я, но это уже издержки «чаепития».

Пока я принимал пищу, посыльный нашёл меня. Причина — вызов в штаб генералом Борисовым.

Как сказал мне солдат, «руси генерал мусташар» только что прибыл из Дамаска и был в хорошем настроении. Войдя в штаб, я застал Ивана Васильевича за разбором бумаг со сводками о работе авиации за сутки.

— Сан Саныч, чем занимались в эти свободные от войны полтора дня? — поздоровался он со мной за руку, когда я подошёл к нему.

— Товарищ генерал, провели первый день общей подготовки с лётным составом,