Двойник короля 21 - Артемий Скабер

Ничего не ответил и просто смотрел на девушку. Только впитывал её образ — дышащую, двигающуюся, говорящую. Такую живую, что сердце сжималось от радости.

— Дурак! Русский и дурак! Вот! — стучала она мне в плечо кулачком.

Кулачок был маленьким, удары — слабыми, как касание пера. Она только что вернулась с той стороны, силы ещё не восстановились, но глаза горели огнём, а в голосе звенела сталь.

Содержательная у нас беседа. Мне было плевать, главное — она жива. В груди разливалось тепло, но не от магии, а от чего-то более глубокого, человеческого. Радость? Облегчение?

Император… Я с тобой очень хочу встретиться после моего путешествия на север! И этот урод дефтердар.

— Ты меня слушаешь вообще? — снова ударила Зейнаб. — Я… я… Выпила яд, чтобы не достаться ему, чтобы защитить свою честь! Но что-то пошло не так. Шехзаде сказал… А он…

Слова выплёскивались из неё бессвязным потоком. Объяснения, оправдания, обвинения — всё смешалось в этом эмоциональном вихре. Я поднял руку, останавливая эту тираду.

— Дура! — покачал головой. — Больше никогда не смей, — мой взгляд тронул такой холод, что турчанка тут же успокоилась. — Никогда!

Слово прозвучало как приказ. «Никогда больше не смей умирать, никогда не сдавайся» — всё это вместилось в одно короткое слово.

— Про-сти меня… — опустила она свои глазки. — Я хотела как лучше. Правда.

Голос стал тихим, почти детским, плечи поникли. В этот момент девушка казалась такой хрупкой, такой уязвимой.

— А получилось как всегда, — поморщился.

— Мой кристалл… — вспомнила она.

Глаза Зейнаб расширились, словно только сейчас осознала всю глубину произошедшего. В них мелькнула тревога, граничащая с паникой. Пальцы нервно сжались, комкая край одеяла.

Я достал из пространственного кольца шкатулку. Зейнаб тут же схватила — торопливые движения, дрожащие руки. Деревянная крышка откинулась с тихим скрипом. Она заглянула внутрь и замерла.

Кристалл лежал на бархатной подушечке — тусклый, потемневший, лишённый внутреннего сияния. Безжизненный осколок, потерявший свою магическую сущность. Её нижняя губа задрожала. Она посмотрела на меня, взгляд — растерянный, непонимающий, испуганный. Я лишь покачал головой.

— Как? — прошептала девушка.

Голос надломился на этом коротком слове. В нём звучало столько боли, столько отчаяния. Тонкие пальцы сжимали кристалл так крепко, что костяшки побелели.

— Я тоже очень хочу знать, — пожал плечами.

— Но… — её взгляд начал метаться по комнате. — Что же получается? Я… Кристалл. Всё, что у меня было… Теперь что?

Голос срывался, поднимался, затем снова падал до шёпота. Настоящая паника — когда мысли путаются, а слова не успевают за ними.

— Ничего, — хмыкнул.

— Моя клятва крови снята. То, что я должна была отдать тебе, украли. Наш брак отменили, — её затрясло. — Получается, я… Ничтожество? Никто?

Плечи поникли, голова опустилась. Она сжалась, словно пытаясь стать меньше, исчезнуть.

В её мире всё определяли традиции, ритуалы, обязательства. Без них Зейнаб оказалась в пустоте. Брошенная, ненужная, лишённая цели — так видела свою ситуацию. Но она ошибалась.

— О… Как же я соскучился по этому, — улыбнулся.

По её драматизму, по этим восточным страстям, по способности из любой ситуации сделать трагедию мирового масштаба. В прошлой жизни я был окружён рациональными, прагматичными людьми. Иногда так не хватало этого — искренних эмоций, неприкрытых чувств.

— Ну, для начала брак наш ещё не прекратили, султан не успел. Так что ты по-прежнему моя жена. Что касается кристалла, тут да, неприятно вышло. По поводу клятвы крови — дашь новую и ещё одну.

С каждым словом она выпрямлялась всё больше. Зейнаб цеплялась за мои фразы, как утопающий за соломинку.

— Ты откажешься от меня? — вдруг спросила турчанка.

Вопрос прозвучал резко, неожиданно. Изучающий взгляд тёмных глаз впился в моё лицо, ища ответ ещё до того, как я успел произнести его вслух.

— Уже!

— Хорошо, — склонила голову Зейнаб. — Мне было приятно быть твоей женой.

Движение казалось стремительным, неожиданным. Дура выхватила нож. Хрен знает, где она его прятала, но сейчас попыталась воткнуть себе в горло. Лезвие блеснуло в полумраке комнаты, устремляясь к нежной коже шеи.

Я перехватил её руку. Пальцы сомкнулись вокруг тонкого запястья, удерживая нож в сантиметрах от цели. Ощутил, как бьётся пульс под моей хваткой — быстрый, отчаянный.

— Дура… Серьёзно! Я что тебе сказал? Никогда! Забыла?

Смотрит на меня и хлопает глазками. Недоумение, растерянность, недопонимание отразились на лице. Я забрал нож из её безвольной руки, отбросил в сторону. Лезвие звякнуло о каменный пол, отскочило и замерло у стены.

— Ты… не отказываешься? — шёпот — неуверенный, полный надежды.

— Нет, дурёха. Не отказываюсь, — покачал головой. — Это был юмор, чтобы разрядить обстановку.

Взял её лицо в ладони, заставляя смотреть прямо на меня. Кожа была тёплой, живой. Такой контраст с холодной восковой маской, которую я видел всего час назад.

— Ты моя жена и останешься ею. Без кристалла, без клятв крови, даже если весь мир будет против. Понимаешь?

Её глаза наполнились слезами, но это были другие слёзы — не отчаяния, а облегчения, может быть, даже счастья. Одна капля сорвалась, прочертила дорожку по щеке. Я стёр её большим пальцем.

— Да, мой господин, — прошептала Зейнаб, подаваясь вперёд.

Лицо её преобразилось: исчезла обречённость, растворился страх. Она словно сбросила тяжёлый груз.

Источник пуст, тело в шоке, а что делаю я? Кивнул тени, чтобы исчез. Джемал понимающе взглянул и растворился. Бесшумно, как и положено тени.

Пора консумировать наш брак. Видимо, усталость и вообще события последних дней навалились. Я ощутил странное нетерпение, жажду близости, подтверждения жизни. Ведь смерть была так близко, дышала нам в затылок.

Ткань её платья затрещала под моими руками. Зейнаб не сопротивлялась — наоборот, помогала, торопливо избавляясь от мешающих тряпок. Её руки дрожали, но не от страха, а от нетерпения.

Жарко, долго и жадно. Несколько часов. Она оказалась страстной, отзывчивой, неожиданно смелой для недавней девственницы. Каждое прикосновение вызывало дрожь, каждый поцелуй — тихий стон. Её кожа пахла специями и чем-то сладким, мёдом, может быть. Вкус губ — дурманящий, затягивающий, как наркотик.

Вылезать из кровати не хотелось. Мы лежали, переплетя руки и ноги, чувствуя тепло друг друга. Зейнаб уснула с улыбкой на устах. Разрумянившееся лицо, разметавшиеся по подушке волосы, приоткрытые губы…

Я