Старая школа рулит - Дмитрий Ромов

выглядеть, как крутой парень, но, в любом случае, получилось лучше, чем было. Перестал быть похожим на лохматое чучело, хотя бы.

— Ну как? — усмехнулся я.

— Да не знаю, чё-то… — растерянно ответил мой парикмахер.

— Не нравится что ли?

— Да не знаю я… Ну… Так… кринжово немного…

— Это хорошо или плохо?

— Блин… Красивый… чёт я не знаю.

— Ладно, Настя Глотова, спасибо за помощь. Ты есть хочешь?

— Блин, да чё ты с этой фамилией! Я её ненавижу вообще. Из-за неё ко мне Назар этот прицепился.

— Почему?

— Потому что от слова глотать.

Я засмеялся.

— Ну, ты даёшь, подруга. Вообще-то старинная русская фамилия. Дворянская или боярская.

— Правда что ли? — удивилась она.

— Правда. Так… надо как-то волосы…

— Я соберу.

— Как Самсон и Далила?

Она не ответила, но действительно нашла метёлку и собрала состриженные волосы, а потом и зашла на кухню, где я уже проводил досмотр холодильника.

— Тут цыплёнок есть. Хочешь?

— Не, давай лучше пиццу закажем, — предложила Настя.

— Закажем?

— Ну, доставку, чё?

— Нет, я без денег, — на всякий случай ответил я, не понимая, пятьсот рублей — это мало или много в текущей обстановке.

— У меня есть, — пожала она плечами. — Я тебе должна, ты меня спас.

— Так ты ж уже расплатилась, — усмехнулся я.

Она залилась румянцем. Детский сад, честное слово.

— Ладно, если не хочешь цыплёнка, давай шакшуку сделаем.

— А это что? — удивилась Глотова.

— Не знаешь, что ли? Круче пиццы, отвечаю. Вон на подоконнике помидоры лежат, порежь.

Я взял открытую томатную пасту, быстро нарубил чеснок и лук, полил на сковородку масло и бросил обжаривать. Быстро нарезал сладкую паприку, и ветчину. Тоже отправил в сковороду. Она была такой, как я любил — старой чугунной.

— Теперь кинзу порежь, — скомандовал я. — В холодильнике возьми, не слишком мелко только.

Я обжарил ветчину с паприкой, добавил помидоры, а потом и томатную пасту. Протушил это всё и разбил четыре яйца.

Когда всё было готово, высыпал сверху кинзу и поставил сковороду на старую деревянную доску. Мы сели за стол и начали есть прямо из сковороды.

— Ну всё, — покачала головой Настя. — Ты теперь точно мой краш.

— Это что значит? — спросил я.

— Дурак, — нахмурилась она и снова покраснела.

Для барышни с такой манерой одеваться слишком уж часто её бросало в краску.

— Ладно, не парься, макай прямо сюда хлеб. Вот так.

— Блин! Капец, как вкусно. Серёж, ну ты меня удивил.

— Ешь-ешь, — усмехнулся я.

— Ты меня спас, накормил. В общем, настоящий Супермен.

— Ага.

— Чё делать будем? Тебе «Пошлая Молли» нравится? Многие говорят, что это отстой, а ты что думаешь?

— Ну, то что она пошлая, мне кажется уже должно настораживать, — пожал я плечами и она захохотала.

— Сейчас на телефоне покажу.

Настя достала из кармана такую же плоскую штуковину, как была у меня, приложила палец, и экран засветился. Телефон, значит. Сенсорный. Ага… Она быстро потыкала пальцем, перелистнула несколько страничек и ткнула в сине-красный значок.

— О смотри, вот эта мне нравится.

Экран превратился в маленький телевизор. Охренеть, конечно… Она поставила его на стол и привалила к чашке с чаем, пододвинула табуретку и прижалась ко мне. Заиграла музыка и на экране появился какой-то малолетний неформал. Трындец. Из того, что он ныл я почти ничего не разобрал, кроме странных слов «Целуйте мой контракт, висюльки на руках»… Точно трындец. Остановите Землю, я сойду.

— Ты что не слышал никогда?

— Да почему, слышал… Просто я другое предпочитаю… «Любэ», «Агату Кристи»…

— Чего?!!

Она захохотала, а на экране замелькало вообще порево какое-то. Куда мир катится.

— Так ты у нас скуф, оказывается, — весёлым колокольчиком заливалась Глотова.

Сколько слов новых за один день. Этак лет через сто от языка, кроме мата ничего натурального и не останется…

— А хочешь, я тебе фотки покажу? Ну, которые я в «инсте» постила?

— В «инсте» постила, — повторил я.

— Я решила забить на «инсту», если честно. Заколебалась уже эти ограничения обходить.

— Ага, — кивнул я. — Правильно решила.

— В общем… но только… чтоб между нами, ладно. На «инсте» только самые безобидные были.

Она снова потыкала в экран и протянула телефон мне. На экране она стояла в одних трусиках, а верх прикрывала подушкой. Я офонарел, честно говоря, а она с интересом наблюдала за эффектом.

— Насть…

— Чего? Ты листай, это так вообще, там намного интересней есть!

— Ты это на общее обозрение что ли выкладывала?

— Ну только вот эту, с подушкой.

— А это… это нормально?

— А чего такого? — округлила она глаза. — Тебе не нравится что ли?

— Да как такое может не понравиться?

Я быстро пролистал и отдал ей. Честно говоря фотки оказались слишком уж откровенными для девятиклассницы и мне прям стыдно смотреть было. Видно, девчонки хорошенько жахнули перед съёмкой.

— А как ты их в телефон загнала? — уточнил я. — Отсканировала?

— В смысле? — округлила она глаза. — Сразу на телефон снимали. У Снежи «Айфон», там камера огонь. Она мне перекинула потом.

Я понимающе кивнул. Типа.

— Ну как? — спросила она.

— Отпад…

— Тебе кто больше понравился — я, Ирка или Жанка?

— Я на них и не смотрел. Слушай, Настя, ты никому их не показывай, ладно?

— Почему? — насупилась она.

— Потому что я запарюсь от тебя всех этих Назаров отгонять.

— А я, может, хотела, чтобы только ты увидел… — сделалась она серьёзной.

Капец, надо было это срочно прекращать.

— Послушай, Настя, — нахмурившись начал я, подбирая слова, чтобы не обидеть и не ранить, а то они в этом возрасте совсем дурные, но в это время хлопнула входная дверь.

— Мама, — сказал я.

Глотова быстро схватила телефон и убрала в карман.

— О! — воскликнула мама, входя на кухню. — А я думаю, чьи это кроссовки такие гламурные? Привет, Настя. Как дела?

— Здравствуйте, Тамара Алексеевна, — улыбнулась моя гостья, моментально став скромницей.

— Серёжа! Боже мой! Что случилось⁈

Мама, мама, мама… а мама у меня врач. Точно. Она