Системный Творец III - Александр Сорокин

2. Титул: Первый игрок двух миров.

Статус: активирован.

Эффект: все системные взаимодействия получают бонус эффективности +25 %. Все, кто следует за Первым Игроком, получают пассивный бонус к скорости развития и силе.

3. Арсенал первого игрока:

Наследие: ваше оружие, «простой топор», эволюционирует в соответствии с вашим классом. Доступны новые скрытые свойства.

Список был огромен. Он прокручивался, открывая все новые и новые строчки с наградами, умениями, разблокированными возможностями. Я не успевал все осознать. Это был не просто успех. Это была фундаментальная перезапись моего существа, места в этом мире.

И где-то в глубине этого сияющего хаоса наград я почувствовал теплое, знакомое присутствие. Мимио. Он был здесь, со мной, и его сущность, казалось, улыбалась, переплетаясь с моей, безмолвно разделяя триумф.

Белизна растворилась так же внезапно, как и появилась. Ослепляющий свет сменился серым небом, центральной площадью и… десятками замерших лиц. Я стоял на том же месте, у подножия статуи Топора. Пыльный, знакомый воздух, запах пота и страха — все вернулось. Но что-то было не так.

Я моргнул, пытаясь стряхнуть с себя остатки ликующего хаоса наград. Я был жив. Я справился. Я спас их. Так почему же вокруг царила оглушительная тишина?

Вместо взрыва ликования, слез радости и благодарных криков — гробовая тишина, тяжелая и звенящая, словно предгрозовое небо. Мужчины, женщины, дети, солдаты — все застыли, будто обращенные в камень. Их глаза, широко раскрытые от изумления и священного ужаса, были прикованы ко мне. Даже Вальтер, всегда бесстрастный и холодный, стоял не двигаясь. Его аскетичное лицо побледнело еще больше, тонкие губы были приоткрыты. В ледяных глазах имперца читалось нечто невозможное — полная потерянность.

И тогда я обернулся.

Статуя Топора… изменилась. Древний исполин, веками стоявший в одной позе, теперь был иным. Его мощный торс отклонен назад, каменные мускулы напряжены в победном рывке. Гигантский топор занесен над головой, готовый обрушиться на невидимого врага. Это была поза триумфатора, дышащая такой дикой, первобытной силой, что по спине пробежали мурашки. Статуя не просто «ожила» на мгновение — она изменила саму свою суть.

Первым очнулся Орн. Резким, порывистым движением он сбросил с плеч поношенный плащ и скомканное одеяло. Скрипнув старыми костями, он выпрямился в полный рост и пошел. Тяжелые, размеренные шаги гулко отдавались в звенящей тишине площади. Каждый стук сапог по землю был подобен удару молота по наковальне.

Я не стал ждать, пока он пройдет весь путь. Сделав несколько шагов навстречу, я преодолел оставшееся между нами расстояние. Лицо Орна было изборождено морщинами, серое от усталости и бессонных ночей, но в выцветших глазах бушевала буря. Он не произнес ни слова, просто трясущимися руками схватил меня в объятия, прижав с такой силой, словно боялся, что я вот-вот растворюсь в воздухе. Его жесткая седая щетина царапала мою щеку.

Я обнял его в ответ, стараясь не давить на изможденное тело, чувствуя, как дрожит его худое плечо. И лишь тогда, глядя ему в затылок, я ощутил беззвучные слезы, текущие по загорелым щекам.

И этот безмолвный вопль его души стал сигналом.

Тишина на площади взорвалась.

Сначала — сдавленный всхлип, затем пронзительный, истеричный крик. В одно мгновение площадь превратилась в единый, оглушительный рев. Это не была радость. Это был взрыв. Выплеск немыслимого напряжения, страха, отчаяния и безнадежности. Люди кричали, рыдали, смеялись сквозь слезы, обнимали друг друга, падали на колени, воздевая руки к небу. Даже суровые, непробиваемые солдаты ревели, как дети, не скрывая своих эмоций. Капитан Горст, могучий и несокрушимый, стоял, запрокинув голову, и его мощное тело сотрясали глухие рыдания. Он кричал от боли за свой город, за своих людей, за все те потери, что копились годами.

Это был катарсис. Очищение болью, страхом и, наконец, прорвавшейся надеждой.

Шум стихал медленно. Когда эмоциональная волна наконец схлынула, ко мне подошел Вальтер. Его лицо снова обрело привычную ледяную маску, но в глубине глаз все еще плескалось что-то неуловимое, сломанное и удивленное. Он, не говоря ни слова, так же, как и Орн, крепко обнял меня. Жест был странным, непривычным, лишенным тепла, но наполненным каким-то новым, суровым смыслом.

— Отныне ты… надежда нашего мира. — проговорил он так тихо, что слова были слышны лишь мне. Голос его охрип, будто он тоже только что кричал.

Затем Вальтер отпустил меня, отступил на шаг и обернулся к толпе. Его усиленный голос, вновь обретший металлическую беспристрастность, прорезал затихающий гул:

— Люди города! Инициация в данном поселении отменена. Всем разойтись по домам. Объявляется день празднования. Ваша жизнь… — он сделал едва заметную паузу, — с этого дня не будет прежней. Запомните этот миг.

Его слова подействовали гипнотически. Люди, обессиленные и опустошенные, но с новым огоньком в глазах, медленно расходились, бросая на меня последние, полные благоговения взгляды.

Вальтер кивком подозвал меня и капитана Горста, и мы молча направились в особняк баронессы Лирель, который теперь занимал имперский системщик. Воздух внутри здания был прохладным, пахло воском и старой пылью.

Имперец опустился в кресло, изучая меня взглядом. Горст встал у двери, скрестив руки на груди. Напряжение в его плечах, наконец, ушло, но лицо оставалось серьезным.

Дядя вкратце пересказал все, что происходило со статуей, и о системных уведомлениях, видимых даже неинициированным.

Я кивнул, все еще не до конца осознавая масштаб произошедшего. В этот момент мой взгляд невольно скользнул в сторону Вальтера — и я замер. Над его головой в воздухе висела полупрозрачная строка, словно выжженная светом: «Инквизитор».

Я моргнул, но надпись не исчезла. Затем перевел взгляд на Горста, однако над ним не было ничего похожего, лишь пустота.

— Дядя. — тихо произнес я. — Скажи, что ты видишь в моем статусе?

Вальтер бросил на меня взгляд, приподняв бровь.

— Класс: Системный Творец. Титул: Первый Игрок Двух Миров. Но… Почему двух?

Не отвечая, я интуитивно погрузился в интерфейс и, словно нащупав цель, обнаружил плашку с титулом. Рядом с ней располагалась едва заметная иконка в виде перечеркнутого глаза. Я мысленно нажал на нее.

Надпись над моей головой, невидимая для меня, но очевидная для окружающих, должна была исчезнуть.

— Титул… пропал. — медленно произнес Вальтер, вглядываясь в пространство надо мной. Он нахмурился, затем одобрительно кивнул. — Мудрое решение. Привлекать лишнее внимание сейчас равносильно смерти. Жаль, что класс скрыть нельзя.

Наступило недолгое молчание, которое прервал дядя.

— Я не знаю, что нам делать, Макс. — Вальтер откинулся на спинку кресла, и впервые за все время я увидел на его лице откровенную усталость