Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

Закончив приготовления, Хемфилл махнул рукой Доброжилу и Марии, которые наблюдали за ним, прильнув к одной и той же балке, и дернул за натянутую веревку. Разумеется, ничего не произошло. Корабль же сказал, что бомба обезврежена, а в подобных вопросах машина действует наверняка.

Оттолкнувшись от балки, Мария поплыла к Хемфиллу.

Тот дергал за веревку снова и снова. Испустив вздох нетерпения, Доброжил пошевелился. Здешние балки были царством великого холода, и Доброжил уже начал ощущать его сквозь рукавицы и ботинки скафандра.

Наконец, когда Хемфилл двинулся обратно – выяснять, почему его устройство не сработало, – ремонтные автоматы появились из своего укрытия, чтобы схватить его. Он попытался выхватить пистолет, но их манипуляторы оказались куда проворнее.

Хемфилл почти не оказал сопротивления, но Доброжил все равно с интересом наблюдал за схваткой. Облаченное в скафандр тело человека словно застыло: каждая мышца явно напряглась до предела. И зачем только зложил пытается бороться со сталью и атомной энергией? Машины без усилия повлекли человека к шахте лифта. Доброжила вдруг охватило беспокойство.

Мария поплыла прочь, повернув лицо к Доброжилу. Ему хотелось устремиться следом, снова прикоснуться к ней, но его вдруг охватила робость, как прежде, когда он удрал от нее. Один из ремонтных автоматов вернулся от лифта, чтобы схватить и унести Марию. А она все не отводила глаз от Доброжила. Он отвернулся, испытывая в сердцевине своего существа ощущение вроде того, что приходит за наказанием.

Безмолвие великого холода, омывающее все мерцание стратегического ядра. В центре – хаотический блок атомов. Где-то в другом месте – двигатели, реле, датчики. Так где же на самом деле находится могущественный корабль, говорящий с ним? Повсюду и нигде. Покинут ли его эти новые чувства, порожденные зложилами? Доброжил пытался разобраться в себе, но не знал, с чего начать.

В паре ярдов от него, среди балок, мерцали блики на каком-то сферическом предмете, вызвавшем у Доброжила раздражение своим несоответствием представлениям о благопристойности и необходимости в технике. Приглядевшись, он понял, что это шлем скафандра.

Неподвижное тело едва держалось в перекрестье сходящихся под углом холодных стальных балок, но здесь отсутствовали внешние силы, которые могли бы сдвинуть его с места.

Промороженный великим холодом скафандр захрустел, когда Доброжил схватил его, чтобы развернуть к себе. Сквозь стекло забрала на Доброжила смотрели невидящие голубые глаза человека с аккуратной бородкой.

– А-а-а, да, – вздохнул Доброжил внутри своего шлема. Он тысячи раз видел изображение этого лица.

Его отец нес что-то тяжелое, аккуратно привязанное к древнему скафандру. Отец дошел до этого места, и тут старый, прохудившийся скафандр сдал.

Отец тоже пришел сюда, следуя единственным логичным путем – узкой тропой великого повреждения, чтобы незамеченным добраться до стратегического ядра. Отец задохнулся, умер и замерз здесь, пытаясь донести до стратегического ядра предмет, который не мог быть не чем иным, кроме бомбы.

Доброжил услышал, будто со стороны, собственные причитания – бессмысленные, бессловесные; слезы застлали ему глаза. Окоченевшими пальцами он отвязал бомбу, приняв ее у отца…

Хемфилл был настолько измучен, что лишь тяжело дышал, пока ремонтный робот тащил его от лифта к тюремной камере по заполненному воздухом коридору. И когда тот вдруг замер, выронив пленника, Хемфилл пару долгих секунд неподвижно лежал, прежде чем снова нашел в себе силы для нападения. Автомат куда-то запрятал его пистолет, и Хемфилл принялся молотить робота бронированными кулаками, а тот даже не пытался сопротивляться. Вскоре Хемфиллу удалось повалить его. Усевшись на железного противника, Хемфилл снова принялся охаживать его кулаками, изрыгая проклятия и втягивая воздух хлюпавшими от удушья легкими.

Лишь минуту спустя сотрясение от взрыва, побежавшее из разрушенного, превратившегося в немыслимый хаос сердца берсеркера по металлическим балкам и обшивке, домчалось до этого коридора, но оно оказалось слишком слабым, чтобы хоть кто-нибудь ощутил его.

Совершенно изнуренная Мария сидела там, где ее выпустил стальной тюремщик, и смотрела на Хемфилла, по-своему любя его и жалея.

Прекратив бессмысленное избиение машины, он хрипло проговорил:

– Это подвох, новый чертов подвох!

Здесь сотрясение было чересчур слабым, чтобы почувствоваться, но Мария в ответ покачала головой:

– Нет, вряд ли.

Видя, что лифт еще может работать, она устремила взгляд на его двери.

Хемфилл отправился искать среди обездвиженных машин оружие и пищу – и вернулся в ярости. Видимо, на корабле имелась система самоликвидации, уничтожившая театр и звездные карты. Можно было бросать его и лететь прочь на катере.

Мария не обращала на него внимания, не отводя глаз от так и не распахнувшихся дверей лифта. И вскоре тихонько заплакала.

Ужас перед берсеркерами распространялся по Галактике, обгоняя их. Даже на планетах, нетронутых боями, были люди, будто выгоревшие изнутри и дышавшие тьмой. На каждой планете находилось несколько человек, подолгу взиравших в ночные небеса. На каждой планете кое-кто обнаруживал, что вновь одержим призраками смерти.

Я коснулся разума, чья душа была мертва…

Меценат

Проработав часа два или три, Геррон ощутил голод и желание сделать перерыв, чтобы перекусить. Озирая сделанное им, он без труда вообразил, какими похвалами сыпал бы льстивый критик: «Громадное полотно, диссонансные, резкие линии! Пламенное ощущение всеохватной угрозы!» «Хоть разок, – подумалось ему, – критик может для разнообразия похвалить нечто хорошее».

Отвернувшись от мольберта и пустой переборки, Геррон увидел, что его страж беззвучно приблизился и остановился в шаге позади него, будто зевака или любитель давать советы.

– Полагаю, вы готовы внести какое-то идиотское предложение?

Робот, смутно смахивавший на человека, не произнес ни слова, хотя на его подобии лица имелось что-то вроде громкоговорителя. Пожав плечами, Геррон обошел его и двинулся искать камбуз. Покинув Землю, корабль пролетел всего несколько часов на сверхсветовой скорости, когда его настиг и захватил в плен берсеркер; Пирс Геррон, единственный пассажир, даже не успел толком освоиться на нем.

Отыскав камбуз, он обнаружил, что это не просто кухня, а своего рода салон, где колониальные дамы с претензиями на утонченный вкус, утомившись от разглядывания картин, могли бы пощебетать за чашечкой чая. «Франс Хальс» должен был стать передвижным музеем; затем в окрестностях Солнца разгорелась война против берсеркеров, и культбюро ошибочно решило, что лучше переправить сокровища живописи на Тау Эпсилона. «Франс» идеально подходил для этой цели – и ни для чего больше.

Стоя у входа в камбуз и глядя в сторону носа, Геррон увидел, что дверь в рубку разбита, но заглядывать туда не стал, твердя про себя: это вовсе не потому, что увиденное могло бы вывести его из