Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

– Конечно, в родильной камере. – Хемфилл издал нервный смешок. – Где же еще? А теперь спрашиваю в последний раз: где остальные?

– Не понимаю.

– Ладно уж, – вздохнул Хемфилл. – Где эта родильная камера?

Надо же начать хоть с чего-нибудь.

Помещение смахивало на склад биологической лаборатории – скверно освещенный, заваленный оборудованием, опутанный трубами и кабелями. Вероятно, здесь ни разу не работал живой техник.

– Ты был рожден здесь? – осведомился Хемфилл.

– Да.

– Он чокнутый.

– Нет. Погодите. – Мария опустила голос до едва слышного шепота, будто вновь чего-то испугалась. Потом взяла юношу с недвижным лицом за руку. Он наклонил голову, чтобы поглядеть на соприкоснувшиеся ладони. – У тебя есть имя? – терпеливо спросила она, словно говорила с заблудившимся ребенком.

– Я Доброжил.

– По-моему, это безнадежно, – встрял Хемфилл.

Девушка не обратила на него ни малейшего внимания.

– Доброжил? Меня зовут Мария. А это Хемфилл.

Никакой реакции.

– Где твои родители? Отец? Мать?

– Они тоже были доброжилами. Помогали кораблю. Был бой, и зложилы убили их. Но они отдали клетки своих тел кораблю, и он сделал из этих клеток меня. Теперь я – единственный доброжил.

– Боже милостивый! – выдохнул Хемфилл.

Молчаливое, благоговейное внимание тронуло Доброжила, в отличие от угроз и упрашиваний. На его лице появилась неловкая гримаса, и юноша уставился в угол. Затем, чуть ли не впервые, заговорил по собственному почину:

– Я знаю, что они были как вы. Мужчина и женщина.

Если бы ненависть могла жечь, как пламя, Хемфилл испепелил бы всю смертоносную машину, раскинувшуюся на много миль, до последнего кубического фута; он озирался по сторонам, заглядывал во все углы.

– Чертовы железяки! – Его голос сорвался, как у берсеркера. – Что они сделали со мной. С тобой. Со всеми.

План Хемфилла сложился в тот момент, когда его ненависть достигла высшего накала. Стремительно подойдя к Доброжилу, он положил ладонь ему на плечо:

– Послушай-ка… Тебе известно, что такое радиоактивный изотоп?

– Да.

– Тут должно быть место, где… ну, машина решает, что делать дальше… к какой тактике прибегнуть. Место, где хранится глыба изотопа с большим периодом полураспада. Наверное, в центре корабля. Ты не знаешь, где это место?

– Да, я знаю, где стратегическое ядро.

– Стратегическое ядро? – Надежда заметно окрепла. – Мы можем туда пробраться?

– Но вы же зложилы! – Доброжил неуклюже оттолкнул руку Хемфилла. – Вы хотите повредить корабль, вы уже повредили меня. Вы должны быть уничтожены.

– Доброжил… – перехватила инициативу Мария. – Мы, этот человек и я, вовсе не злые. На самом деле зложилы – те, кто построил этот корабль. Кто-то построил его, понимаешь ли, какие-то живые существа построили его давным-давно. Вот они – настоящие зложилы.

– Зложилы, – сказал он, то ли соглашаясь с Марией, то ли бросая ей в лицо укор.

– Ты разве не хочешь жить, Доброжил? Мы с Хемфиллом хотим жить. Мы хотим помочь тебе, потому что ты живой, как и мы. Неужели ты не хочешь помочь нам?

Юноша несколько секунд хранил молчание, созерцая переборку. Затем повернулся к ним и сказал:

– Все живое думает, что оно существует, но его нет. Есть только частицы, энергия и пространство, и еще законы машин.

– Доброжил, послушай меня, – не сдавалась Мария. – Один мудрец некогда сказал: «Я мыслю – следовательно, существую».

– Мудрец? – переспросил тот своим ломким голосом. Потом уселся на палубу, охватив колени руками, и принялся раскачиваться вперед-назад, быть может в раздумье.

Хемфилл отвел Марию в сторону:

– Знаете, у нас появился проблеск надежды. Тут масса воздуха, есть вода и пища. За этой железякой наверняка следуют боевые корабли, иначе и быть не может. Если мы отыщем способ вывести берсеркера из строя, то сможем переждать, и нас вызволят отсюда через месяц-другой, а то и раньше.

Несколько секунд она молча разглядывала его.

– Хемфилл… что эти машины вам сделали?

– Моя жена… мои дети… – Собственный тон показался ему безразличным. – Были на Паскало. Три года назад. Этот или подобный ему.

Мария взяла его за руку, как недавно Доброжила. Оба посмотрели вниз, на свои сплетенные пальцы, потом подняли глаза, мельком улыбнувшись синхронности своих действий.

– Где бомба? – вдруг подумал вслух Хемфилл, стремительно оборачиваясь.

Та преспокойно лежала в темном углу. Взяв ее, Хемфилл широкими шагами устремился к продолжавшему раскачиваться Доброжилу.

– Ну как, ты за нас? За нас или за тех, кто построил корабль?

Встав, Доброжил посмотрел в упор на Хемфилла:

– На постройку корабля их вдохновили законы физики, управлявшие их разумом. Теперь корабль хранит их образы. Он хранит моих родителей, он сохранит и меня.

– Какие еще образы? Где они?

– Образы в театре.

Пожалуй, решил Хемфилл, это лучший способ склонить его к сотрудничеству, завоевать его доверие, а заодно узнать кое-что о нем самом и о корабле. Потом – прямиком к стратегическому ядру. Он придал голосу дружелюбную интонацию:

– Не проводишь ли ты нас в театр, Доброжил?

Они оказались в самом большом из всех помещений заполненной воздухом зоны, попадавшихся им до сих пор, – с сотнями сидений, вполне подходивших уроженцам Земли, хотя они наверняка предназначались для иных форм жизни. Тщательно отделанный театр был хорошо освещен. Едва за пришедшими закрылась дверь, как на сцене появились изображения разумных существ.

Сцена сделалась окном в огромный зал. За кафедрой стояло, обращаясь к собравшимся, одно из существ – изящное, тонкокостное, сложением напоминавшее человека, с той лишь разницей, что единственный глаз с ярким зрачком, бегавшим туда-сюда, будто кусочек ртути, растянулся на все лицо.

Его речь представляла собой шквал тонких щелканий и улюлюканий. Большинство присутствующих были облачены в какую-то форму. Как только оратор смолк, они дружно завыли.

– Что он говорит? – шепотом поинтересовалась Мария.

– Корабль сказал мне, что утратил смысл звуков, – обернулся к ней Доброжил.

– А можно нам взглянуть на образы твоих родителей, Доброжил?

Хемфилл, следивший за сценой, хотел было запротестовать, но сообразил, что девушка права: вид родителей парня сейчас может поведать куда больше.

Доброжил что-то переключил.

Хемфилла поразило, что родители юноши запечатлены только в виде плоских проекционных картин. Сначала на фоне однотонной стены возник мужчина в комбинезоне астронавта – голубоглазый, с аккуратной бородкой и приятным выражением на лице, кивавший головой.

Затем появилась женщина, глядевшая прямо в объектив и державшая перед собой какую-то ткань, чтобы прикрыть наготу, – широколицая, с заплетенными в косы рыжими волосами. Хемфилл толком не успел ничего разглядеть, когда на сцене вновь вырос инопланетный оратор, заулюлюкавший еще быстрее, чем прежде.

– И это все? – обернулся Хемфилл. – Все, что тебе известно о родителях?

– Да. Зложилы убили их. Теперь они стали образами и больше не мыслят о том, что существуют.