Французский полтергейст - Василий Анатольевич Криптонов

(да, у меня есть шляпа, которую я надеваю, выходя на улицу, как и всякий приличный человек), что Арина Нафанаиловна впервые в жизни увидела столь бестактно обнажённого мужчину, к тому же — своего непосредственного начальника. Зрелище сие оказалось выше её скромных сил. Она ахнула, закатила глаза и обрушилась, долбанувшись затылком о порог.

Фёдор Игнатьевич почувствовал, что у него начинается приступ. Сердце, и без того непрестанно болевшее за меня, Таньку и наше общее дело, нехорошо кольнуло. И обессилевший ректор всея академии тяжело опустился на пол рядом со Старцевым, держась за левую сторону груди, бледный и беспомощный что-либо сделать. Если бы мы с Даринкой ушли буквально на час позже, я бы всё это застал и оказал посильную помощь, однако случилось так, как случилось, и Фёдор Игнатьевич встретил беду один.

По счастливому стечению обстоятельств в этот самый момент мимо кабинета ректора проходил лаборант кафедры целительной магии. Парень, закончивший обучение год назад и не имеющий выдающихся талантов, рассчитывал хотя бы на академическую карьеру, а потому, обнаружив неладное, скорее возрадовался, чем ужаснулся трём телам, лишь одно из которых подавало слабые признаки жизни и находилось в сидячем положении. Поскольку этим телом был целый ректор академии, именно к нему лаборант и бросился первым делом, грациозно перескочив Арину Нафанаиловну.

Парень присел рядом с Фёдором Игнатьевичем, не стал задавать глупых вопросов и сразу положил ладонь ему на грудь. Что-то там своё, колдовское исполнил, и сердце резко отпустило. Забилось по-молодецки.

«Эге, господин Соровский, — со значением сказал лаборант. — Да вам отдыхать надобно».

Но Фёдор Игнатьевич, стремитьельно пришедший в себя, не возжелал отдыхать. Напротив, он захотел немедленной очень активной деятельности. Вцепившись в мага-лекаря клещом, он повелел ему «сделать что-нибудь». Парень, со своей стороны, был рад стараться.

Возле Старцева он надолго не задержался, только приподнял ему ноги и положил их на стул, освобождённый секретаршей.

С Ариной Нафанаиловной дела оказались хуже. Она разбила затылок и, вероятно, заполучила сотрясение мозга как минимум. Работать с конкретными физическими повреждениями могли целительные маги даже самых низких рангов. Но чтобы излечить без рентгена мозг — на это требовались специалисты высшей категории. Таких и в академии не было, и уж тем более несчастный лаборант подобного не умел. Зато он смог кабанчиком метнуться по этажу и собрать более-менее крепких мужчин, способных таскать тяжести.

Опуская дальнейшие пертурбации, перехожу непосредственно к сути. Арину Нафанаиловну и Семёна Дмитриевича в бессознательном состоянии доставили в находящуюся неподалёку больничку. Там Старцев вскорости пришёл в себя. И Фёдор Игнатьевич, навестивший его после службы, спросил: «Что сие такое было, дорогой мой друг?»

На что Старцев ответил обстоятельно и небыстро. Желая исцелиться от своего загадочного и трудноописуемого недуга, он отправился к недавно открытому источнику магии. Расчёт был космически прост: источник как-то влияет на менталку; проблема с менталкой; может, клин клином выбьет.

Как заторможенный преподаватель ростом под два метра умудрился незамеченным пройти мимо государственных магов, оцепивших источник — об этом история умалчивала. Зачем он разделся, также осталось загадкой. Вредное фоновое воздействие источника к тому моменту вроде как блокировали, так что акт нудизма был целиком и полностью на совести Семёна Дмитриевича. Видимо, слухи о голых людях также достигли его ушей, и он посчитал, что это — необходимая часть ритуала.

Что до меня, то я больше всего озадачился местом телепортации Старцева, который прыгнул в источник. Если Серебряков поминал меня, и ко мне его магия притянула, то, видимо, подобное сработало и здесь. Но Старцев не объяснил, какие именно горькие или не очень слова кричал он про Фёдора Игнатьевича или его секретаршу, и так произошедшее и осталось загадкой. Семён Дмитриевич был вообще предметом тёмным и обследованию подлежал лишь весьма условно и с большим трудом.

— То есть, земляной магии у нас завтра не будет, — сделала выводы Танька. — Ко второй вставать.

Фёдор Игнатьевич посмотрел на неё испепеляюще.

— Это всё, что ты можешь сказать? Двое человек в больнице!

— Жалко их, — согласилась Танька. — Но вставать всё одно ко второй.

Фёдор Игнатьевич запыхтел, но сокрушительных контрдоводов найти не смог. Тут в гостиную вошёл Дармидонт и спросил, подавать ли ужин. Разумеется, подавать, что за вопрос. Война войной, а обед по расписанию. И ужин, и завтрак, и всё, что между ними — строго по расписанию. Точка. От сытого человека пользы куда как больше, чем от голодного.

За ужином Танька продемонстрировала, что, вопреки опасениям отца, вовсе не представляет собой эгоистичную натуру, не способную к эмпатии. Арину Нафанаиловну она не любила, но её никто не любил, так что это не в счёт. А вот к Старцеву Татьяна относилась куда более лояльно.

— Саша, ты же сумеешь ему помочь?

— Кто-то меня, помнится, отговаривал…

— Это я до того, как он такое сделал. Разве же я знала, что он так сильно мучается! Я-то его другим и не видела никогда. Привыкла к нему, такому. Этакий чудак странный и говорит всё как будто невпопад. А внутри у него, оказывается, заперта совершенно иного толка душа, которая вопиет о спасении. Спаси его, Саша!

— О чём, собственно говоря, идёт речь? — нахмурился Фёдор Игнатьевич. — Каким образом Александр Николаевич может помочь Семёну Дмитриевичу? Он, прошу об этом помнить непрестанно, стихийный маг!

— Он едва ли не единственный в Российской Империи специалист по магии мельчайших частиц! — парировала Танька. — А эта дисциплина может применяться практически в любой сфере.

— Тебе-то об этом откуда знать⁈

— Из занятий по магии мельчайших частиц, которые я посещаю, папа! У нас очень хороший преподаватель. Можно сказать, единственный в Российской Империи специалист.

— Да что же это за безумие! И ведь я сам, сам положил ему начало! Своим попустительством, своим недальновидением… Поистине: коготок увяз — всей птичке пропасть.

— Кстати о птичках, — вспомнил я. — Вы насчёт гимназических требований не узнавали?

— Да когда бы я, по-вашему, это успел⁈ Вы изволите надо мною смеяться? Я сегодня едва богу душу не отдал, мой старый друг попал в больницу, преподавательница едва не скончалась на пороге моего кабинета…

— А она-то как, кстати говоря?

— Неплохо, пришла в себя. Сотрясение мозга, испытывает недомогание, но через пару дней, полагаю, выпишется.

— Это хорошо, нам трагедии не нужны. А что до гимназий…

— Да и к чему это всё вовсе⁈ — вспылил окончательно Фёдор Игнатьевич. — Вы о таком, возможно, не задумывались, но учёба в гимназии стоит денег! Денег, которых у этой семьи нет и быть не может.

Даринка всхлипнула, выскочила из-за стола и убежала.

— А даже если она каким-то