Зябрики в собственном соку или бесконечная история - Константин Константинович Костин

— Ого! Значит, борода все же есть! Ершан, действительно, приходите к нам в гости в воскресенье. Мы будем рады.

Голос был настолько искренен, что на какой-то короткий промежуток времени мне захотелось пойти в гости к этой семейке. Съесть пирог с рыбой, попить чаю, послушать рассказы Градея, узнать, смогли ли они утереть нос ашкам…

Но туту перед моим мысленным взглядом возникли грустные глаза Ниты и минутная слабость была побеждена.

— Прошу прощения… э…

— Мартан Акамович.

— Мартан Акамович, не посчитайте за обиду, но, к сожалению, в это воскресенье меня уже пригласили в гости. Может быть, в следующее?

— Давайте в следующее, — легко согласился папа, — Градей, Ершан в это воскресенье занят. Он к нам в следующее придет.

Судя по восторженному воплю, Градею было все равно, главное — чтобы я пришел.

Улыбаясь, я положил трубку.

Странное ощущение. Вроде бы ничего такого, но ситуация выглядит как развилка: поедешь в воскресенье в гости к Ните и ее дяде — и твоя судьба сложится так, отправишься в гости к Майновым — и она пойдет по совершенно другому пути.

Глупости какие-то в голову лезут.

[1] Шапокляк — головной убор, складной цилиндр. Похоже, именно его, в сложенном виде, и носит в мультфильме старуха Шапокляк. Хотя это, конечно, может быть и просто шляпка а-ля тридцатые.

[2] Экс — сокращение от экспроприация, изъятие денежных средств, нажитых эксплуататорами, в пользу революционного движения. Грабеж, конечно, но красиво назван.

[3] Ленинградские номера до 1968 года содержали в себе буквы и до 1976 были шестизначными

[4] Буква «З» в телефонных номерах не использовалась, чтобы не путали с тройкой

Глава 76

В коридоре никого не было.

Я прошел туда-сюда, настороженно вслушиваясь в каждый шорох. Нет, реально, никого. Кажется, никто не прячется за углом, чтобы наброситься на меня, заворачивая руки за спину и щелкая наручниками.

Почему я вообще решил, что кто-то собирается меня арестовывать? Нет, я не пел антисоветские частушки и не рассказывал анекдоты про товарища Сталина (тем более, он уже умер и звали его здесь иначе). Просто несколько минут назад к нам в комнату заглянул высокий старшекурсник в круглых гаррипоттеровских очках (хотя похож он при этом был не столько на Гарри, сколько на Валерку из Неутомимых… в смысле, Неуловимых мстителей) и важно сказал, что «Ершанова просит зайти комендант, паспорт привезли». И вот тут моя вроде бы давно задремавшая паранойя подняла свою змеиную голову и впилась в самое сердце.

Почему «паспорт привезли»? Почему не «зайти за паспортом»? Может, потому что в паспортном столе спалили мои дилетантские потуги и меня, вместе с паспортом, ждут хмурые дяденьки в серых костюмах… или в чем там сейчас ходят соответствующие органы — в синих фуражках?

Может, собрать вещички и бечь, пока не поздно? А если это все — просто паранойя? И меня ждет в кабинете коменданта только паспорт и никого больше? Совсем глупо получится. Вот и приходится мне, успокаивая бешено бьющееся сердце, кружить вокруг кабинета коменданта, как волку вокруг овчарни.

Ладно. Нет здесь никого.

Я выдохнул и, коротко постучав, открыл дверь:

— Можно?

— Входи!

Я вошел…

И тут же понял, что сделал это совершенно даже зря.

В кабинете коменданта сидел плечистый мужчина средних лет, в сером костюме, с совершенно белыми седыми волосами. Вылитый капитан Болдырев из мультфильма про Васю Куролесова.

Вот я дурааак… Зачем, зачем прятаться в засаде, накидываться со спины, если можно просто подождать меня в кабинете, показать удостоверение и веско сказать: «Пройдемте, гражданин»?

— Ершанов! Ты чего застыл? Забирай свой паспорт и иди, не мешай.

В смысле? А это… арестовывать? Я протянул чуть дрогнувшую руку за зеленой книжечкой, «Болдырев» безразлично глянул на меня и отвернулся.

Из-за двери, закрывавшейся за моей спиной, я услышал обрывок фразы:

— … а вот после госпиталя я уже…

Тьфу ты. Просто встретились два однополчанина, разговаривают за жизнь, а я уже тут напридумывал семь бочек арестантов[1].

Я раскрыл паспорт. Вот он, штамп о прописке. Между прочим, проставлен чуть кривовато и смазано. Даже обидно: я-то старался сделать свой штамп ровным и четким, а тут шлепнули как попало — и всё… да какая разница⁈ Я теперь на ближайшие годы — полноценный человек, с паспортом и пропиской! И никуда бежать не надо!

Я! Могу! Поехать! К! Нитке!

* * *

— Ёрш, чего это ты такой счастливый?

Видимо, камень, рухнувший с моей души, был настолько тяжел, что мое счастье просвечивалось наружу и было заметно всем.

— Тоже мне, бином Ньютона, — хмыкнул Каз, — К Нитке сходил, вот и светится.

— Почему сразу к Нитке? — нахмурился я.

— Как будто непонятно, что ты с ней дружишь.

Каз как-то умудрился произнести фразу, которая просто обязана быть двусмысленной, так, что сразу было понятно, что он сказал ровно то, что хотел сказать, без всяких намеков: мы с Ниткой — дружим. И всё.

— Да нет, — отмахнулся я, пытаясь как-то убрать улыбку с лица. Улыбка сопротивлялась, — просто паспорт ходил забрать.

— У людей, которые просто ходят забрать паспорт, такого блаженного лица не бывает…

Ну, если эти люди не ожидают, что их арестуют — то конечно.

— … так что колись: чего тогда такой довольный?

— Как чего? — лениво произнес Арман, рассматривающий себя в зеркале и поправляющий набриолиненный пробор, — Вчера приезжал дядя Ланиты, они о чем-то с Ершаном поговорили и теперь тот светится, как лампочка. А в воскресенье он куда-то собирается уезжать. Я так понимаю, у нас скоро появится новая ячейка общества.

— Что еще за ячейка? — искренне не сообразил я.

— Семья, тундра талганская. Семья — ячейка общества.

— Да ну вас, — надулся я, — Напридумывали тоже. Я еду в гости. Просто — в гости.

— Хорошо, хорошо. Мы верим, — с настолько преувеличенной серьезностью кивнул Каз, что даже глухой понял бы, что он не верит мне ни на грош.

— Только, — добавил он, — Пока ты еще не вошел в ячейку, и просто ездишь в гости — осторожнее с Нитой. Кто-нибудь увидит, шепнет другому, третий услышит, от себя добавит, и такой ком сплетен может намотаться… За нас не бойся, мы — могила.

Вот не было печали…

* * *

У каждой