Фантастика 2025-50 - Сергей Ампилогов

но стоит проделать в нём дыру, вогнать клинок поглубже, и вот он уже труп. Он может ещё говорить, даже драться, и если это опытный воин, то он будет опасен. Вот только это не отменяет того факта, что он покойник.

Я отступил на полшага, держа гросмессер наготове, хотя вряд ли сумел бы отразить вражескую атаку. Однако сил для неё у Чёрного медведя не осталось. Он снова сказал мне что-то, но я не понял ни слова, ведь говорил он на родном наречии. Толстые пальцы его выпустили рукоять меча, и тот упал в грязь. На клинок пролилась кровь из раны на животе Чёрного медведя. Он рухнул на колени, завалился на бок, ноги его дёрнулись в конвульсии… И он умер.

Только в этот момент я осознал, что стою лицом к лицу со строем скандинавов, чьего предводителя только что прикончил у них на глазах. Стою избитый, до предела вымотанный короткой схваткой, с залитым кровью лицом и гросмессером в руках. Возжелай любой из них забрать мою жизнь – особых усилий к этому прилагать бы не пришлось.

Однако они стояли мрачной толпой, опустив оружие, но явно готовые к продолжению боя.

- Убирайтесь! – подчиняясь скорее некоему наитию, нежели голосу разума, крикнул им я. – Ваш вождь мёртв! Я убил его! Вам нет места на этой земле! Прочь! Убирайтесь!

Не знаю, многие ли среди них понимали lingua franca, но, думаю, смысл моих выкриков был ясен и так.

И скандинавы поддались. Как воины варварского народа, они были ошеломлены гибелью своего самого могучего воина, каким был Чёрный медведь. Они не знали, как быть дальше, и потому подчинились воле того, кто убил их вождя. Того, кто по их собственной логике теперь стал их вождём.

Наверное, захоти я, и смог бы заполучить собственную шайку скандинавских разбойников. Однако я тут же отмёл эту мысль как глупую до идиотизма. Что мне с ними потом делать? На большую дорогу выходить?

Скандинавы не спешили бросать оружие. Они уходили, готовые к удару в спину, со щитами и мечами в руках. Вот только я отлично знал, что направляются они прямиком в расставленную вильдграфом ловушку. Выбора им правитель Шварцвальда не оставил. Сбиваясь в плотные группы, скандинавы направлялись к задней части крепости, откуда было лишь две дороги. В глухую чащобу, где засели шотландские стрелки и личная дружина вильдграфа. Или к старым вырубкам и тракту, где ждали рейтары капитана Курцбаха.

Я отлично знал, что отправляю большую часть скандинавов на верную смерть. Но они были врагами, и каждый из них без зазрения совести прикончил бы меня. У них даже был шанс сделать это, но никто им не воспользовался, предпочтя унести ноги, поджав хвост, будто побитые собаки. Ну так собаке собачья смерть – выживает сильнейший, и уж эту-то истину разбойники из Скандинавии должны бы усвоить на отлично. Как выяснилось, далеко не все.

- Молодчина, официал! – хлопнул меня по плечу вильдграф. – Вот уж не ожидал, что ты мне бой выиграешь!

Он не снял шлема, лишь поднял забрало, и теперь я мог видеть только почти скрытые тяжёлыми надбровными дугами глаза.

- Я и сам от себя этого не ожидал, - честно ответил я.

- И чего же ты хочешь теперь за такую услугу? – подозрительно уставился на меня вильдграф.

- Ничего, - устало пожал плечами я, - кроме того, что ты уже обещал инквизиции.

- Ну, как Курцбах управится со скандинавами он – твой, хоть со всеми своими рейтарами, - заявил вильдграф. – До моста через Рейн, конечно, - тут же уточнил он, решив, что я могу слишком вольно трактовать его слова.

Я поблагодарил его и направился к лагерю, шагая рядом с вильдграфом и его оставшимися в живых телохранителями. Сейчас у меня было только одно желание – рухнуть и не подниматься как можно дольше. Я был вымотан настолько, что думать больше ни о чём не мог, кроме постели и отдыха.

Безо всякого мытья и услужливых девиц.

Глава 4.

Чуткий нос и белый воротничок.

Я лежал в постели и терял время. Последнее ощущалось особенно остро, как будто заточенный до бритвенной остроты нож ворочался где-то между рёбрами, не давая покоя. Но поделать я ровным счётом ничего не мог. Вот уже третий день, как я не в силах был подняться с постели.

Пары недель отдыха в картезианской обители Шанмоль, что близ Дижона, и последовавших за ними дней в особняке инквизитора Фюрстенберга, которые я провёл в праздности, оказалось недостаточно, чтобы я восстановился после путешествия в Шварцвальд и того, что приключилось со мной там. Я загнал себя, будто коня на скачках, и теперь вынужден был расплачиваться за это вынужденным бездельем.

Проснулся я после схватки с главарём скандинавов даже относительно отдохнувшим, и чувствовал себя довольно бодро. Вот только вся бодрость моя закончилась ровно в тот момент, когда я попытался подняться с постели. У меня это попросту не получилось. Я не был привязан к кровати, просто тело отказалось слушаться. На меня навалилась слабость, руки и ноги были вялыми, словно все мышцы разом обратились в тесто.

Я сумел выдавить из себя лишь несколько слабых стонов. Пострадавшее в схватке с главарём скандинавов лицо опухло и я не чувствовал половины его, а потому едва ворочал языком.

Меня никто не услышал, и лишь спустя пару часов такой вот постыдной беспомощности в дверь постучались. Я издал настолько громкий и разборчивый стон, на какой только достало сил, и тут же дверь отворилась. На пороге замерла знакомая служанка. Она уставилась на меня, явно не зная, что делать и куда бежать: за врачом, которого тут в округе вряд ли сыщешь, или сразу за священником – отпевать меня. Я не мог видеть себя, однако был уверен, что сейчас выгляжу так, что краше в гроб кладут.

- Что с вами, господин? – выдавила она наконец, не решая переступить порог.

Я сумел достаточно внятно произнести имя капитана рейтар, благо оно было коротким. Оставалось надеяться, что вильдграф сдержит слово и оставит Курцбаха с отрядом при мне. Надежды мои оправдались, не прошло и пяти минут, как в комнату ввалился Курцбах, причём с взведённым пистолетом наперевес. За спиной его маячило бледное личико служанки, на котором испуг смешивался с любопытством.

- Вот же дьявол, - выпалил Курцбах, опуская оружие. – Эта девица наплела мне тут