Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

в потрёпанном дерматиновом переплёте с надписью «Культурный экспорт». Надпись была намеренно небрежной, чтобы даже самый бдительный оперативник КГБ решил, будто это конспекты по соцреализму, интересовавшему Михаила не больше органической химии.

Разгладив страницу ладонью, он записал дату, сумму, полученную от финнов, и пометку: «Турку – сантехник». Эти записи делались с такой тщательностью, будто фиксировалось историческое событие, которое советские школьники лет через пятьдесят будут изучать в главе «Роль финского киноархива в распространении советского агиткино».

Записав цифры, Михаил тихо произнёс, словно подтверждая важность момента:

– Всё по плану. Даже лучше.

Он произнёс это с интонацией героя фильма, досрочно выполнившего пятилетку и ожидающего звонка с поздравлениями лично от Брежнева.

Откинувшись в кресле, Михаил с удовлетворением посмотрел на заполненную реальными результатами страницу. Графы цифр и дат радовали глаз не меньше, чем показатели успехов советского агитпрома на Западе.

Закрыв тетрадь, он убрал её подальше от чужих глаз в ящик, погладив напоследок, словно прощаясь с верным другом по тайному делу. Теперь в этом ящике, кроме валюты и тетради, лежали документы, способные удивить не только финский архив, но и парочку советских министерств.

Встав из-за стола, Михаил медленно подошёл к настольной лампе, которая горела мягким, уютным светом, придавая квартире атмосферу подпольной типографии, а не обычной московской хрущёвки.

Выключив лампу, бывший олигарх погрузился в приятный полумрак и испытал странное облегчение – словно удачно перевёз через границу запрещённые французские духи.

Несколько секунд он стоял в темноте, прислушиваясь к тишине и ощущая удовлетворение человека, впервые получившего заслуженную награду за нелёгкий труд на благо советской культуры. Пусть культура и была специфической, зато какой приносила доход!

Михаил улыбнулся в темноту и тихо произнёс, словно выступая на пленуме:

– Схема не просто сработала – она доказала полную эффективность. Теперь дело за малым: расширять рынок и получать прибыль.

С удовольствием повторив про себя слово «прибыль» – чуждое советскому лексикону, но приятное на ощупь, он полностью довольный направился на кухню, решив заварить чай с лимоном и открыть финское печенье, оставшееся после визита Пекки.

Кабинет Михаила стремительно преображался, превращаясь в штаб секретной внешнеэкономической операции, к которому не имел бы доступа даже замминистра торговли. Старый письменный стол, прежде хранивший лишь фотографии и конспекты, теперь заполнялся аккуратными пачками валюты, разложенными по номиналу, как будто ожидая проверки финансового контроля райкома партии.

Помимо денег, в ящиках появились официальные справки, свидетельствующие о внезапной любви Михаила к антиквариату, что выглядело примерно так же убедительно, как слесарь-сантехник с коллекцией балетных пачек. Здесь же лежали стопки договоров о «творческих консультациях за рубежом» с такими заголовками, от которых любой партработник пришёл бы в восторг: «Проблемы символизма в сельском кино», «Сантехнический аспект советской драматургии», «Художественное отображение сельхозинвентаря в фильмах для взрослых».

Особенно выделялся среди документов советский калькулятор с валютной памятью, приобретённый Михаилом после долгих сомнений и ещё более долгих переговоров с фарцовщиками. Он даже опасался, не является ли этот аппарат тайным оружием ЦРУ, способным передавать данные о валютных поступлениях прямо в Лэнгли.

Но теперь Михаил почти не расставался с ним, занося полученные суммы с таким напряжением и серьёзностью, будто от точности зависел бюджет всей советской культуры на ближайшие годы.

Очередной вечер прошёл именно за таким занятием. Михаил аккуратно нажимал клавиши калькулятора, словно обезвреживал мины на фронте культурного экспорта. В разгар работы дверь кабинета приоткрылась, и внутрь заглянул Сергей. Он замер в дверях с удивлением на лице, как парторг, случайно зашедший в валютный клуб.

Петров молча оглядел пачки банкнот, папки с договорами и новенький калькулятор, который выглядел так важно, будто отвечал за все валютные поступления Советского Союза. Наконец он улыбнулся с мягкой иронией:

– Ну что, Миша, твоя фотолаборатория всё больше похожа на валютную кассу. Табличку ещё повесь: «Приём валюты только в упакованном виде».

Михаил прервал подсчёт и строго посмотрел на Сергея, как бухгалтер сельпо, застигнутый за неправильной записью в тетради:

– Знаешь, Серёжа, при нашем масштабе без порядка никак. Чем серьёзнее дело, тем строже учёт.

Сергей усмехнулся, но комментариев не добавил, лишь с интересом приблизился к столу и взял одну из папок:

– А антиквариат зачем? Ты в искусстве разбираешься, как председатель колхоза в живописи Боттичелли.

– Антиквариат – для прикрытия, – пояснил Михаил, словно объяснял стратегию борьбы с капитализмом на международной арене. – Если спросят, откуда деньги, скажем, что консультируем западных товарищей по вопросам сохранения культурного наследия СССР. Тут тебе и патриотизм, и валюта, и никаких подозрений.

Сергей тихо хмыкнул, возвращая папку на место. На его лице читалось уважение и лёгкая зависть к тому, с каким размахом Михаил развивал культурно-экономическую схему:

– Да, Миша, далеко пойдёшь. Скоро студенты из МГИМО к тебе на практику записываться будут.

– Лишь бы из КГБ не записались, – улыбнулся Михаил, снова погружаясь в подсчёты. – А студенты пусть идут. Будем готовить кадры для советского валютного символизма.

Сергей покачал головой и направился к выходу. Уже закрывая дверь, он бросил на прощание:

– Считай аккуратнее, Миш. А то лишнюю сотню припишешь, потом не докажешь, что просто бухгалтер, а не валютный спекулянт.

Михаил проводил Сергея ироничным взглядом и вновь сосредоточился на цифрах. Каждый показатель наполнял его профессиональной гордостью.

В конце концов, он создавал не просто кассовые расчёты, а новую модель советского культурного обмена – масштабную, прибыльную и невероятно поэтичную. Михаил с каждым днём убеждался, что проект был не только финансово выгодным, но и важным для укрепления дружбы народов во всей Европе.

А что такое дружба народов без валюты? Пустая трата времени и сил, решил Михаил, уверенно нажимая на клавиши и продолжая важный международный подсчёт.

Вечером кабинет нарушил резкий телефонный звонок. Михаил вздрогнул, как физрук, вызванный к директору отчитываться за соревнования, на которых не был. Взяв трубку, он сразу понял, кто звонит – голос звучал холодно и официально, словно зимний портрет Дзержинского в кабинете начальника КГБ.

– Добрый вечер, Михаил Борисович, – произнёс сотрудник первого управления так, будто вечер добрым вовсе не был. – Это товарищ Формалинов из первого управления. Доложите, как проходит подготовка следующей партии культурных материалов и текущие валютные поступления. Коротко, ясно, по сути.

Михаил мгновенно выпрямился, словно докладывал не рядовому сотруднику спецслужбы, а лично генсеку:

– Следующая партия материалов отправится в Хельсинки через три дня, – отчеканил он слова, будто надпись на медали. – Агитация сельского быта, символизм, сантехническая тематика. Валютные поступления стабильны и соответствуют плану.

– Хорошо, – ответил голос с теплотой бухгалтера, принимающего отчёт. – Документы ведёте аккуратно?

– Безукоризненно, товарищ Формалинов, – твёрдо произнёс Михаил, мысленно представив свои идеально разложенные папки, к которым не придрался