"Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев

его богатство – это жизнь. В чём-то вы правы, в этой комнате действительно есть чудовище, но это отнюдь не я. – Псевдо-Вивьен наклонилась и поцеловала Анри в макушку. – Но, возможно, хотя бы теперь он обретёт покой. Помни, mon amour, я всегда любила тебя и всегда буду ждать.

Старик в кресле громко захрипел, дёрнулся, выгибая спину, его руки мелко задрожали, а зрачки повернулись в мою сторону. Они блестели от слёз, которые бравый и гордый офицер не мог себе позволить даже под тяжестью невыносимых мук. Но в его взгляде не было ни капли ненависти, только благодарность, то глубокое, проникновенное чувство, что можно выразить глазами. Уже не было в нём того первобытного страха, что я заметил, когда впервые вошёл сюда. Казалось, он даже улыбался где-то глубоко внутри себя, за покровом боли, одиночества и отчаяния, за сотнями тёмных вечеров наедине со своим прошлым, где-то там сейчас ютилось счастье, свобода, которую мы ему подарили. Свобода от вечной боли. Старик дышал уже очень редко и тяжело, иногда дёргаясь на месте и тихо кашляя в кислородную маску, изрядно покрывшуюся россыпью красных капелек. Его прошлое, стоящее сейчас за спиной в виде его умершей жены, колыхнулось в воздухе и расплылось, сливаясь с окружающей её тьмой. Старик сделал последний глубокий вздох, и его глаза навсегда закрылись.

Мы замерли на минуту, боясь сделать лишний шаг, и слушали тишину. Потом Кира повернулась с фонариком в мою сторону и тихо произнесла:

– Я думаю, нам надо валить отсюда как можно…

Напарница не успела договорить фразу, как весь дом сотряс сильный толчок, стены задрожали, заскрипели, люстра в центре зала начала сильно раскачиваться, а пол заходил ходуном.

– Что за чертовщина опять?! – в сердцах бросила Кира.

Новый толчок – и люстра, оторвавшись от крепления, с грохотом рухнула на пол, звонко рассыпаясь на множество мелких хрустальных осколков. В стене, справа от нас, что-то громко хрустнуло, и в ней образовалась огромная трещина. С каждой секундой она продолжала шириться, быстро продвигаясь вниз, и через минуту уже разламывала на части половицы. Со всех сторон в нас ударил удушливый кислый запах, а в воздух поднялась непроглядная взвесь из пыли и каменной крошки.

– Бежим! – крикнула Кира, пытаясь удержаться на ногах, и рванула к двери.

Но она забыла о главном, что я был ещё не готов к таким физическим упражнениям. Я старался последовать вслед за ней, но не успел. Когда Кира обернулась в дверном проходе, чтобы проверить, где я застрял, то увидела, как под моими ногами быстро разрушается пол. Сначала он засосал в себя инвалидное кресло, где находился труп бывшего хозяина этого дома, а затем и меня. Когда я падал сквозь перекрытия этажей и наблюдал, как следом за мной летят тяжеленные обломки стен и потолка, как рушится всё здание, складываясь надо мной как карточный домик, то в этот момент передо мной стоял лишь взгляд больного старика. Он продолжал неумолимо сверлить мне душу, оставляя в ней очередное отверстие моего собственного ситца, через которое постепенно утекало всё моё прежнее Я.

Перед самым ударом об обломки старого дома я закрыл глаза и провалился в своё привычное место, туда, где властвуют кошмары.

* * *

Я слишком хорошо знал этот момент, когда реальный мир и контроль над ним растворялись в моих руках. Остаточными всполохами сознания он прощался со мной, проскальзывал сквозь пальцы, даря последние ощущения реальности, теплоты и безопасности от вечного, мёртвого холода всепроникающей Тьмы. Я прекрасно знал, каково каждую ночь медленно погружаться в пучину своего давнего страха, набирать полную грудь смолянистой пустоты, вдыхать её, ощущать присутствие чего-то тёмного внутри себя. Каждую ночь оно забиралось в меня, изучало, сковывало всякое движение, оставляя за собой только выжженную пустыню из детских страхов и боязнь остаться в одиночестве перед лицом этой Тьмы.

Так было каждую ночь, и каждый раз, когда я терял сознание и растворялся внутри себя, но не сейчас. Тьма не смогла заключить меня в свои терновые объятия, я промчался через неё словно вихрь, и не успел до конца погаснуть свет в моих глазах, сияющий сквозь разрушенные перекрытия дома, как он разгорелся с новой силой. Яркая вспышка ударила в меня – и я буквально упал на стул перед своей школьной партой, а яркий свет свернулся в лампы над головой. Это снова была аудитория школы Стражей, яркий миг из моего прошлого и единственное время, когда всё в жизни казалось радужным и перспективным, когда я источал позитив и здоровый юношеский оптимизм. Я сидел на том же месте, за своей любимой партой в главной лекционной комнате школы Стражи. Зеленоватые бра на стенах продолжали источать ровный и тёплый свет, но сейчас мне показалось, что он немного потускнел с моего прошлого визита. Да и все краски в помещении поблекли, воздух стал более сдавленным и сдержанным.

За кафедрой стоял Наставник в своём привычном образе и смотрел куда-то в сторону, вглубь света, идущего от стен. В комнате царили тишина и напряжённое внимание. Многое изменилось за это время. Наши ряды существенно поредели, многих претендентов отчислили из школы, а кто-то ушёл добровольно, не выдержав всего морального груза ответственности, о котором нам твердили с утра до вечера. В каком-то смысле их можно понять, ведь на наши плечи пытались взвалить непосильный груз, требовали стать грозными Атлантами, что понесут на своих плечах судьбы миллионов, без права оступиться и оставить свою ношу. Не каждому пришлось по нраву отдать всю оставшуюся жизнь служению обществу. Многие пришли сюда по обычному юношескому задору, в поисках какой-то неведомой мечты, духа приключений, романтики и очень быстро понимали, что форма часто очень далека от своего содержания. К тому моменту остались только самые стойкие и целеустремлённые, в ком горел истинный огонь, как любил говорить Наставник и что он всё время в нас искал. Я не мог вспомнить точное количество учеников, но сейчас позади меня сидели только невероятно сильные духом, смелые и преданные делу люди, те, кто очень скоро выйдут на улицы охранять мечты людей. Закончилось время детских шуток, весёлого задора, шума и гама, висевших в воздухе в первые дни нашей учёбы, теперь на их смену пришла тишина, которая останется с нами до конца наших дней.

В то время внутри меня ещё бушевало пламя свершений. Его не смогли погасить никакие невзгоды и тяжести, выпавшие на мою нелёгкую юношескую долю. Я с таким же восхищением смотрел вперёд и выше, на сцену, на кафедру