Твоя далекая звезда - Галина Владимировна Бахмайер

Писарь пережил настоящий шок, когда узнал, кто является избранницей капитана. Он впал в ступор, хватая воздух ртом, косо посмотрел на Джелайну, издали ответившую ему таким же недобрым взглядом, и растерянно зашептал:

– Милорд, но почему?.. Она же…

– Молчать! – негромко, но веско оборвал его Олквин. – Не лезь не в свое дело.

– Конечно, милорд, – склонил голову старик. – Воллан рассказал, что она помогла вам с братом бежать из плена. Я понимаю вашу благодарность. Но жениться-то зачем?

– Ничего ты не понимаешь, – отмахнулся Бенвор.

– Да, она выходила вас от чумы, – не отставал Микас. – Но у меня хорошая память, и я знаю о ней то, чего не знают другие. Эта леди ничем не рисковала.

– Благодарность тут ни при чем, – не выдержал Олквин. – Я давно люблю Джелайну и жалею, что не обвенчался с ней раньше. Ты можешь думать все что угодно, но я уверен – лучшей жены мне не найти.

Микас заметно расстроился.

– Болезнь повредила ваш рассудок, милорд, – с горечью сказал он. – Вспомните, о чем она рассказывала.

– Я все помню, – кивнул Бенвор. – И прекрасно знаю, что ты хочешь сказать. Что Джелайна не настоящая, что ее тело – только проекция…

– Вот именно! – оживился писарь. – Как вы собираетесь жить с одной видимостью?

– Ну, знаешь, – фыркнул капитан. – Если бы мне не напомнили, я бы и не заметил разницы.

Уязвленный, старик умолк, но потом осторожно произнес:

– Милорд, я надеюсь, вы женитесь на ней не потому, что в том мире ваш двойник…

Не дав Микасу договорить, Бенвор схватил его на ворот и прошипел:

– Ни слова больше! Я предупредил тебя тогда и повторю снова: если проговоришься о ней хоть кому-нибудь, я сам отрежу тебе язык!

– Отрезайте, коли угодно, – пробормотал писарь. – Тайну леди я и так никому бы не выдал, даже под пыткой.

Олквин удивленно усмехнулся и отпустил его.

– А ведь ты боишься Джелайну куда больше, чем меня. Почему?

– Она чужая здесь, – потупившись, выдавил Микас. – И никогда не станет своей. Она не боится гнева Божьего, не верит в самое святое. С виду она тиха и безобидна, но внутри нее чутко дремлет чудовище, и никто не знает, что у него на уме. Собираетесь венчаться с убийцей… Вспомните, сколько крови на ее руках!

– Нашел, чем пугать, – возразил Бенвор. – Мои руки тоже в крови, но меня-то ты не судишь? И трепета перед святынями мне, как ни старались, так и не смогли привить.

– Милорд, вы солдат и убивали в честном бою. А для нее отнять жизнь беззащитного человека – пустая игра, ремесло, холодный расчет.

– Микас, – хмуро напомнил Олквин, – я ведь жив сейчас именно потому, что Джелайну научили убивать. И можешь не сомневаться – она не станет колебаться и впредь, если меня коснется хоть тень опасности.

– Вот и пусть оберегает вашу жизнь, если в этом ей отрада. Пусть согревает ложе, если это в радость вам. Но зачем связывать себя священными узами брака с неживой сутью, чье присутствие здесь богопротивно по самой своей природе?

– Богопротивно будет, если леди станет шлюхой в моем доме, – отрезал Бенвор. – Все, Микас, довольно.

– Она никогда не родит вам детей, – уже в спину ему добавил писарь. – Вы можете наплодить еще сотню бастардов, но это совсем не одно и то же. Вы еще вспомните мои слова, милорд, обязательно вспомните. Не завтра, не через неделю, возможно, пройдут годы. Но однажды все-таки вспомните.

– Не волнуйся, у меня и так будет наследник, – бросил капитан.

– Вы меня не слышите, – вздохнул старик.

Олквин тогда раздраженно дернул плечом и ушел.

* * *

Шум голосов снаружи часовни на мгновение смолк, а потом разлился почти осязаемой волной. Люди расступились в стороны, освобождая дверной проем, враз наполнившийся слепящим светом удивительно ясного дня. Как никогда важный и серьезный Платусс, изо всех сил стараясь не горбиться, церемонно ввел под руку невесту. Платье цвета речного жемчуга отражало солнечные лучи, и Бенвору на миг показалось, что Джелайна сама излучает свет. Идущее от нее тепло он почувствовал еще раньше. Капитану отчетливо вспомнился день, когда в его жизнь вошла гостья из другого мира, и перед глазами на миг встал другой образ – тонкий черный силуэт на фоне огня. Сегодня чертенок превратился в ангела.

Краем уха Олквин уловил тихое замечание Хоркана Уилкасу: мол, любая невеста почему-то всегда кажется красивой. Платусс подвел Джелайну к алтарю и передал ее руку Бенвору. Капитан бережно сжал ее пальцы, непривычно холодные – похоже, Джелайна не на шутку нервничала. Бенвор ободряюще улыбнулся ей, и по знаку священника оба опустились на колени. Зачитав над молитвенником все подобающие обряду слова, отец Паритэн возвестил:

– Если кто-либо из присутствующих здесь знает причину, по которой эти двое не могут сочетаться браком, пусть скажет об этом сейчас или молчит до конца своих дней.

Бенвор невольно оглянулся на Микаса. Встретив его взгляд, писарь съежился и забился в угол. Волнение отпустило капитана окончательно. Повторив вслед за священником старинную клятву, Бенвор поймал себя на том, что она впервые кажется ему по-настоящему весомой и мудрой. Лишь на миг ему стало не по себе – когда голос невесты ощутимо дрогнул на словах «пока смерть не разлучит нас».

Хоркан подал Олквину кольцо. Глаза Джелайны удивленно распахнулись. Довольно улыбнувшись, Бенвор полюбовался тем, как камень, обретя новую хозяйку, засиял прежними красками. Теперь все было правильно, все как надо. И поцеловать, наконец, свою жену – это тоже было правильно.

* * *

На площади звучало что-то вроде музыки на самодельных инструментах – горожане зимой придумывали и мастерили всякое. Вышедших из часовни господ щедро осыпали ячменным дождем.

– Ну, без этого никак, – саркастически фыркнула Джелайна, вытряхивая из-за воротника острые зернышки.

Даина подошла с поздравлениями и набросила на плечи новоиспеченной госпоже собственноручно сшитую накидку из белоснежного меха. Джелайна обняла ее и что-то сказала на ухо. На глазах экономки тут же заблестели слезы.

Поздравлять подходили старосты деревень, и все, как один, желали лорду много детишек, уверенно предрекая, что после сенокоса он уже будет крестить первенца. В своем господине никто не сомневался. Джелайна едва замечала почтительные поклоны сентинцев и все больше мрачнела. Вскоре ее настроение начало передаваться и Бенвору. Поняв, что их праздник вот-вот окажется безнадежно испорченным, капитан взял жену на руки и унес в дом. Люди провожали их до дверей, говорили наперебой, что-то выкрикивали – Олквин уже никого не слушал.

Усадив Джелайну на край кровати, застеленной новым вышитым покрывалом, он