Ланцет и Мейстер. Дело № 1: Ведьмин кот - Дана Арнаутова

* * *

Все утро Стаса мучило чрезвычайно таинственное происшествие, рассказать о котором наверняка следовало, только он никак не мог сообразить — кому. Выходило так, что кому ни расскажи, будешь выглядеть дураком, а выглядеть дураком незапланированно Стасу не нравилось. Это, знаете ли, дело серьезное, требует грамотной подачи!

Ладно, к примеру, перед Фильцем или герром котермейстером. Но что, если в этот момент рядом окажется симпатичная девушка?! Та самая, которая и так считает, что «в этой вашей Московии, герр аспирант, не сочтите за обиду, люди какие-то странные! Виданое ли дело, принимать угощение от старушки, живущей в лесу!» И это Моргенштерн еще про их совместные бордельные подвиги не рассказал, хотя тут как раз понятно — сам стесняется. Со шкафа-то падал он.

Но вот происшествие… Утро Стас освободил от обычных дел, чтобы позавтракать в компании прелестной Красной Шапочки. Быстро сгонял в баню, умылся, надел свежую рубашку, которую с вечера попросил погладить одну из горничных — вот и мыло пригодилось, чтобы задобрить прислугу.

А когда причесывался, мазнул по столу взглядом и замер.

Там, прямо посередине, лежала открытая тетрадь.

В комнату он вернулся поздно вечером и сразу лег спать, мечтая о выразительнейших ногах… то есть глазах, разумеется, глазах сестры Катарины! Но вот перед отъездом точно написал несколько строк каракулей, с трудом заслуживающих права называться буквами. А тетрадь — это он теперь ясно вспомнил! — закрыл. Ну и что это такое? Кто-то из местных проявляет любопытство?

Заглянув в тетрадь, он присвистнул от удивления. Весь разворот покрывали изумительно ровные строки — тщательно переписанная молитва, служившая образцом. Буквы были выписаны тонко, без единой кляксы, твердым, но не столько старательным, сколько уверенным и даже изящным почерком. Чужим, разумеется! У него такого прекрасного почерка даже дома и ручкой не было!

Стас осторожно перевернул несколько страниц ближе к началу. Его каракули остались на месте, вот и памятная клякса! Но после них шли строчки, заполненные столь же ровными и красивыми буковками. Так… И что за неприятная каллиграфическая сволочь ему так неуместно помогла?!

Некстати вспомнилось, что по капитулу шарится отрубленная рука ведьмы, и сразу показалось, что почерк — женский. Но никакого воображения не хватало, чтобы представить живую, то есть мертвую руку, влезающую в окно — или проползающую в дверь? — исключительно ради упражнений в чистописании.

Стас озадаченно посмотрел на стол, на раскрытую тетрадь и аккуратно закупоренную чернильницу. Показалось, что чернил в ней стало меньше — логично, вот они, в тетради!

Но кто? Вряд ли это были оставшиеся на дежурстве рейтары. Фрау Марта? Возможно, но зачем бы ей?!

Господин Фильц? Воображение тут же нарисовало, как секретарь темной ночью влезает в открытое окно, а потом, в свете потайного фонаря, заполняет прописи и мстительно посмеивается, предвкушая, как офигеет жертва милого розыгрыша. В этом месте воображение сказало: «Ой, мля!» — и упало в обморок.

В общем, на завтрак Стас шел в полнейшем недоумении. Увы, очаровательную Красную Шапочку долг звал в служебную командировку. И совсем не факт, что возвращаться она будет в обозримом будущем и тем же путем.

«А Марина? — поддел внутренний голос. — Что, забыл?»

«А что Марина? — вздохнул Стас. — Три года не виделись, а теперь неизвестно, встретимся ли вообще. Притом она давным-давно дала понять, что в качестве серьезных отношений меня не рассматривает. Нам было хорошо вместе, но потом пришла пора идти каждому своей дорогой. И эти три дня в любом случае ничего не изменили бы. А уж теперь… И вообще, как мне это мешает любоваться сестрой Катариной? Еще бы увидеть ее без этого дурацкого чепчика. И почему у них в Ордене форменным головным убором не выбрали береты?!»

Поработать с рейтарами он согласился с чувством, похожим на счастье! Пусть бравые парни понятия не имеют, с какой ценностью соприкоснутся, но возможности хоть ненадолго окунуться в такое любимое, буквально родное занятие Стас был рад несказанно. Тренироваться с новичками ему нравилось, и последние лет пять он был в школе постоянным сэмпаем. На полноценное преподавание, правда, не решался, хотя сенсей говорил, что хоть завтра передаст одну из групп. Но времени не хватало, да и ответственность это огромная. Сам Уэсиба утверждал, что после десяти лет путь в айкидо только начинается! А тут — учить других!

— Станиславушка, ну чего ты от судьбы бегаешь? — усмехался сенсей. — Это — твое, все равно никуда не денешься. Да и как ты на третий дан сдавать будешь? Там опыт преподавания по критериям нужен!

— Не буду я на него сдавать! — отбивался Стас. — Рано мне! Я, конечно, прекрасный и талантливый, но меру-то знаю! И так слишком быстро на второй пошел, только ради престижа школы. Не чувствую я в себе такого права!

— Это хорошо, Станиславушка, — неизменно отвечал сенсей. — Вот с теми, кто чувствует, с ними тяжко. Мало у кого это чувство с реальностью совпадает, обычно наоборот. Количество самомнения напрямую с дурью коррелирует. А у тебя хорошая пропорция, правильная! Ты в себе ровно настолько сомневаешься, чтобы дальше идти. Ладно, побегай, пока молодой, а потом я тебя все-таки дожму. Группу возьмешь, а когда-нибудь и школу передам. Тогда не отвертишься!‥

Конечно, на классическую тренировку это не походило вообще! В зале должно быть тихо, как в библиотеке! А вокруг восторженно охали, хлопали друг друга по плечам, отпускали шуточки и сами же над ними ржали жеребцами. Валяя по местным «татами» одного за другим людей фон Гейзеля, Стас увлекся. Да так, что едва не перестал контролировать обстановку вокруг, а это — непростительный промах. Вот за такое сенсей точно не похвалил бы, да и самому стыдно!

Он тут же исправился, отметив и расстановку зрителей, и сидящую неподалеку кошку, которая живо интересовалась происходящим, и Клауса, что шел мимо. Ага, выпустили с гауптвахты, значит! Аккуратно роняя на матрас Йохана, который порадовал внезапно глубоким пониманием принципа айкидо, Стас увидел боковым зрением, что патермейстер двинулся вслед за Клаусом. Рейтар уже скрылся в дверях маленького флигелька, и Стаса кольнуло беспокойство — там Ева-Лотта, а от фигуры Клауса прямо веяло напряжением. Над ним как будто темное облако собралось!

Несколько вдохов — и Моргенштерн вошел туда же. Йохан пыхтел и сопел над ухом, Стас подчеркнуто медленно направлял его движение, показывая бросок, и тут…

Что-то изменилось в мире. Что-то встряхнуло